В детстве мне приснился сон, который я помню в ярчайших подробностях и сейчас, спустя двадцать лет.
Главный шок после пробуждения был от осознания того, что во сне я была совсем не я, а молодой 19-летний парень в камуфляже, с АКМ, который я ощущала буквально как продолжение собственной руки. Была афганская война, шёл бой. Горстка таких же как и я русских солдат и пара-тройка человек командного состава оказалась зажата в песчаной низине, со всех сторон окружённой горами, с которых по нам и вели прицельный огонь невидимые для нас душманы. Для них наш отряд был как на ладони и отступать нам было совершенно некуда. Было чёткое осознание того, что это - всё, конец... И тем не менее мы яростно отстреливались. Чётко помню слепящее солнце пустыни, непереносимый зной, марево - воздух плыл от этого зноя и тошнотворный запах запёкшейся крови, пропитавшей раскалённый песок. Звуки, запахи, тактильные ощущения - всё врезалось в мою память навечно.
Главный шок после пробуждения был от осознания того, что во сне я была совсем не я, а молодой 19-летний парень в камуфляже, с АКМ, который я ощущала буквально как продолжение собственной руки. Была афганская война, шёл бой. Горстка таких же как и я русских солдат и пара-тройка человек командного состава оказалась зажата в песчаной низине, со всех сторон окружённой горами, с которых по нам и вели прицельный огонь невидимые для нас душманы. Для них наш отряд был как на ладони и отступать нам было совершенно некуда. Было чёткое осознание того, что это - всё, конец... И тем не менее мы яростно отстреливались. Чётко помню слепящее солнце пустыни, непереносимый зной, марево - воздух плыл от этого зноя и тошнотворный запах запёкшейся крови, пропитавшей раскалённый песок. Звуки, запахи, тактильные ощущения - всё врезалось в мою память навечно.