Страшные истории и мистические истории

Эта история произошла с одним мальчиком по имени Миша. Миша был самым непослушным мальчиком на свете. Мише говорили: кушай кашу, он не слушался и не ел кашу. Сказали не играй много телефон, он играл и не слушался.

Но один раз он совершил грех. Он со своими другом Сашей договорился кого-нибудь обокрасть. Ну вот когда они уже договорились, мимо них прошла женщина. Миша, осторожно подкравшись к женщине, взял ее сумочку и сбежал. Женщина кричала помогите, но никто не успел догнать Мишу. Саша же следил за всем и ждал Мишу там. Ну вот, они открыли сумку, достали кошелёк, а там было 10.000 рублей. Они поделили деньги, разошлись по домам, а сумку бросили там.

Уже ночь и Миша спит. Вдруг ему снится сон. Перед ним стоит человек и гильотина (раньше ею отрубали головы плохих людей). Но только гильотина не для отрезание головы, а для отрезания рук. И вот гильотина со всей силой опустилась вниз и отрезало все руки человеку. Человек просто визжал от боли.

Я очнулась в холодном помещении. Вокруг меня были лужи крови, смешанные с грязью и костьми. Кровь была свежая, это видно. А стены были выложены плиткой, которая, правда, уже почти скололась. Окон не было. Лишь небольшая дырочка в стене, но она была почти у потолка, а потолок, к слову, высокий. Метра 2, может и 3. Но больше всего меня угнетало то, что была абсолютная тишина. Никаких звуков. Я попробовала крикнуть, но у меня не получалось. Тут мне в голову пришла мысль: "А может это всё сон? Может я сплю? Проснусь - и ничего этого не будет!" Я щипнула себя. Было больно. У меня началась паника, я не знала, что это за здание, что за комната и самое главное - как мне отсюда выбраться. Как можно быстрее я начала искать дверь. Двери не было, был дверной проём. Узкий и маленький. Я с трудом там прошла. Передо мной был жуткий длинный коридор. По бокам были расположены двери. Видимо, этих комнат очень много. Для того, чтобы сделать первый шаг, мне понадобилось немало времени. Ведь не знаешь, что ждёт тебя дальше.

В преисподней у Сатаны восемь было дочерей.
Все как сталь крепки, умны, одна была другой сильней.
Всех любил их Сатана, души не чаял просто,
Но младшая милей была, годков шестнадцать росту.

В преисподней Сатана собрал своих любимиц:
За добро ведь есть цена. Цену он мерит ими.
Старшей дочери сказал: "Отныне ты Гордыня",
Та не прятала оскал - понравилось ей имя.

Ее натура волевая и крепче сотни грозных скал.
Ловко жизнями играя, вновь не пряча свой оскал.
Дочь вторая Зависть звется. Ремесло ей по душе.
И по свету та несется - работу начала уже.

Хочу рассказать историю, которую до сих пор вспоминаю с дрожью и чувством лёгкого ужаса, несмотря на то, что всё это происходило в одном из монастырей в Молдавии.

Случилось так, что несколько лет назад в середине весны я с родителями поехал к своим бабушке и дедушке, которые живут в городке чуть севернее от Кишинёва. И, так как делать там особо нечего, решили хоть съездить в экскурсию в один из известнейших монастырей Молдовы под названием Сахарна. Надо сказать, что было это ближе к Пасхе, а сама экскурсия подразумевала наше нахождение на ночной службе. Якобы человек во время неё очищается от всех грехов. Тогда я был человеком особо не верующим, поэтому ехал больше, как мне тогда казалось, поглядеть местные красоты. Но то, что я увидел на ночной службе, можно сказать, поменяло моё мировоззрение.

В общем, всё заключается в том, что люди, считающие, что сильно нагрешили за свою жизнь, обращаются к батюшке во время песнопений для того чтобы батюшка прочитал над ним молитву и если человек начнёт трястись и биться в конвульсиях, значит грехи за ним есть и немалые.

Глухой стук, раздавшийся из конфессионала после того, как из него вышла молодая девушка с влажным, но счастливым лицом, по обычаю пригласил следующего пройти к ожидающему внутри священнику. Исповедующийся вошел внутрь, тихо прикрыв за собой дверь. В отделанной резным деревом кабинке пахло духами и потом; было довольно душно и вошедший мужчина расстегнул ворот рубашки. Услышав шаркающий звук от соприкосновения колен прихожанина с полом кабинки, святой отец, в другой ее части, отгороженной стеной с небольшим решетчатым отверстием, откашлялся и окрестил безмолвную фигуру вялым движением кисти руки. Фигура последовала примеру и тоже очертила крест.

- Слушаю тебя, сын мой, представься, - устало и на выдохе произнес священник. Воскресная исповедь подходила к концу, он уже выслушал несколько десятков человек; почти всех из них он знал лично и очень хорошо - ведь это все паства его прихода. Смертных грехов отпускать не доводилось ни сегодня, ни за всю практику - все больше повседневные, бытовые грехи, которые отпускались уже автоматически и не задумываясь.

Семь смертных грехов,
Семь смертных деяний...
Творим мы их почти каждый день.
Любимых своих мы гневно бросаем,
Как будто их чувства - наша мишень.

Мы гордо отвергнем любовь и заботу,
Опустим всех близких, свой чин вверх подняв.
Поддавшись лени, отбросив работу,
Лежим на диване, бутылку обняв.

Что вы думаете о людях? Боитесь их, любите? Я ненавижу всё живое, что было когда-либо порождено. В том числе, и себя. Я не всегда был таким. Мне не приходилось делать это, у меня была настоящая жизнь. Без убийств, без крови... Вдали от всего этого.

Было шестое февраля, 1970 год. Страна только встала с колен, оклемалась, и ныне пыталась иметь хоть какую-то взаимосвязь с людьми. Я не скажу, что жилось тяжело. Я шёл домой, после длительной работы в архиве нашего "Городского сердца". Дорога моя лежала через лесополосу, а потом вдоль вечно - занятых машинами дорог. Погода была чудесная - в беззвучии зимы хлопья снежинок, едва преодолевая воздушный барьер, медленно падали с неба. У конца лесополосы я заметил пень. Присев, я достал сигаретку, и затянулся. Клубы дыма поднимались, и казалось, растворялись. Прекрасно. Моё меланхоличное состояние прервал какой-то глухой удар, будто, знаете, железным брусом ударили по дереву. Я оглянулся. В метрах десяти, возле дерева стоял какой-то мужчина. Я немного струхнул. Я встал и крикнул ему: "Мистер?". Ответа не последовало, и я уже насторожился. Хоть я человек готовый к чему угодно, тут даже меня передёрнуло. Мужчина стоял, абсолютно не двигаясь. Так мы простояли минут пять. Потом, мужчина ринулся ко мне, решительным шагом. Я не двигался и ожидал нападения.

Самый страшный грех человечества из всех возможных - это гнев. Тот самый грех против, которого мы боремся, но опять же, с гневом против гнева. Мы - это страшное пятно в истории человечества, увязшие в гневе. Мы - пожиратели планет, те кто поселился на одной планете и достигли почти идеальных технологий, уже стремимся населить другую планету и сожрать все её запасы. Каждый человек борется за место под солнцем, умалишённо снося головы тем, кто пытается это место у них отнять, и становятся безумны. Этот, как говорят, красочный мир не имеет ни шанса на выживания, потому что нашу с вами родину заселили опять же МЫ. Мы готовы драться за то что какой-то человек оскорбил того, кого ты никогда не видел, но многое слышал, якобы они всемогущи и несут как добро так и зло. Неправда. Добро никто не несет, добро - всего лишь выгода, а вот зло - это повод поиздеваться над слабостью человека или другого существа. Я бы назвал нашу расу как-то иначе.

Иногда я задаюсь вопросом: "Почему люди, которые видят, что человек не человечный, а вот животные достойны носить у себя на плечах такую тягостную работу истребителей как "Человек"? Люди и животные - это разные расы и дело вовсе не в морали, просто вы смотрите тигру в глаза и видите то, что хотели бы видеть, а на самом-то деле - они всего лишь хотят полакомиться вашим мясом, потому что вы глупы, беспомощны и наивны.
Я помню всегда три правила: "Я один, меня немного, я не стадо", "Верить только себе" и "Я не способен делать то, на что способна несовершенная бездумная машина".

На нашей улице в деревне у бабушки жила одинокая пожилая женщина. Звали ее баба Рая. Никто в деревне ее не любил за вздорный нрав и злой язык. Баба Рая держала корову. Возила в город на продажу молочные продукты: творог, сметану, молоко. Причем с молока снимала сливки, а покупателям об этом не говорила. Покупатели ей неоднократно делали замечания о качестве, а баба Рая их ругала, обзывала и проклинала.

Одна дачница, купив у бабы Раи молоко, поставила его прокисать, хотела собрать с него сметану. У нее, конечно же, ничего хорошего из этого не вышло. Дачница пришла с вопросами к молочнице. Баба Рая обругала женщину последними словами так, чтоб было слышно на соседней улице, каких гадостей она ей только не говорила. Дачница на все это только ей и сказала: "Грех тебе будет". Повернулась и ушла.

Наступила осень, баба Рая палила в саду опавшую листву. Там её разбил паралич и отобрало речь. Она упала в костер и заживо горела. На помощь позвать не могла. Соседи обратили внимание на запах горелых тряпок и жаренного мяса. Когда ее нашли, то она была еще жива, хотя страшно обгорела. Из её глаз текли слезы.

Душа мертва и сердце черно,
Больная плоть все ждет упорно
Момента грязного влеченья,
Приобретая лишь мученье.

И свет отвергнув, во тьму идет.
Лишь страх и ужас там найдет,
Безумно в омут окунувшись,
В обличье беса обернувшись.

Забыв свое предназначенье,
Нашла во тлене утешенье,
Забыв о том, Кем создана,
Забыв, на что она нужна...