Я знал, это должно произойти сегодня, прямо сейчас, сию секунду. Ночь смогла все расставить по своим местам, оформила мои представления об Истине, понимание которой наконец наполнило мою жизнь смыслом. Я резко открыл глаза. Утро уже хмурилось в окне, начиная новый день моей новой жизни, последний день лета, которое заканчивалось трехдневным дождем. Я еще немного повалялся в теплой постели, пока планы о моих дальнейших действиях не приобрели окончательную форму. Мне не нужно было рассматривать себя, что бы узнать, кем и каким я стал, я понимал это новой формой понимания, так, как будто знал всегда. Я задал сам себе несколько вопросов и, прежде, чем заканчивал их задавать, я уже знал ответы. Я знал все ответы на все вопросы, на все эти "зачем", "как" и "почему" и я не прилагал никаких усилий, знание приходило само по себе, сформированным, цельным, оформленным, из какого-то единого информационного центра и я даже знал, из какого. Это увлекало.
Истину я познал еще вчера вечером и всю ночь она освобождала меня, перестраивая мой мозг и организм, делая меня совершенным, бессмертным и свободным, при этом я спал совершенно без сновидений, не чувствуя никаких изменений. Я аккуратно разрезал одеяло, мне хотелось видеть свои новые способности и встал с кровати. Зевнул и остатки моей прошлой личности окончательно слетели с меня. Я чувствовал голод.
Истину я познал еще вчера вечером и всю ночь она освобождала меня, перестраивая мой мозг и организм, делая меня совершенным, бессмертным и свободным, при этом я спал совершенно без сновидений, не чувствуя никаких изменений. Я аккуратно разрезал одеяло, мне хотелось видеть свои новые способности и встал с кровати. Зевнул и остатки моей прошлой личности окончательно слетели с меня. Я чувствовал голод.
Щелчком открыв дверь, я вышел из своей спальни сразу на кухню. Она уже стояла там, накрашенная, практически готовая к выходу и вынимала из тостера тосты. Заметив движение, она с улыбкой повернулась в мою сторону, но когда она поняла, что видит, улыбка мгновенно исчезла и она пронзительно закричала, пытаясь закрыться от меня руками. Я откусил их чуть выше локтей и проглотил, не разжевывая. Она зашлась в крике, заливая кровью стол, завтрак и всю посуду. Мне мгновенно надоел ее крик и что бы прекратить его, я в один прием перекусил ей шею, отделив голову от тела.
Выйдя из кухни, я поднялся на второй этаж, но это даже не этаж, а так, просто комната под крышей, она заставила меня ее оборудовать, когда к нам переехала ее мама. Старуха сидела на кровати, прислушиваясь к происходящему внизу, как всегда, впрочем. Она была очень любопытной женщиной и как правило, всезнающей, потому что ее советам не было конца. Но в этот раз я не думаю, что она знала, что советовать, а мне, как и всегда не сложно было принять решение самому. Я разрубил ее одним ударом, от левой ключицы до печени и она не успела закричать.
Я вернулся в кухню и наконец-то смог позавтракать. Вкус глазированные кукурузных хлопьев с холодным молоком и абрикосовым джемом был великолепным.
Я знал свое назначение, знал, кто будет следующим. Я знал, как они должны умереть и за что, все их грехи стояли перед моими глазами, вопия об отмщении. Все получат по заслугам, я пройду через них всех и никто не уйдет обиженным.
Я не стал обуваться, кроссовки все равно бы не удержались на моих новых ногах с пальцами, оканчивающимися алмазными когтями. Я тихо вышел из дому на улицу, вышел, чтобы наконец-то подарить миру долгожданную справедливость.
Выйдя из кухни, я поднялся на второй этаж, но это даже не этаж, а так, просто комната под крышей, она заставила меня ее оборудовать, когда к нам переехала ее мама. Старуха сидела на кровати, прислушиваясь к происходящему внизу, как всегда, впрочем. Она была очень любопытной женщиной и как правило, всезнающей, потому что ее советам не было конца. Но в этот раз я не думаю, что она знала, что советовать, а мне, как и всегда не сложно было принять решение самому. Я разрубил ее одним ударом, от левой ключицы до печени и она не успела закричать.
Я вернулся в кухню и наконец-то смог позавтракать. Вкус глазированные кукурузных хлопьев с холодным молоком и абрикосовым джемом был великолепным.
Я знал свое назначение, знал, кто будет следующим. Я знал, как они должны умереть и за что, все их грехи стояли перед моими глазами, вопия об отмщении. Все получат по заслугам, я пройду через них всех и никто не уйдет обиженным.
Я не стал обуваться, кроссовки все равно бы не удержались на моих новых ногах с пальцами, оканчивающимися алмазными когтями. Я тихо вышел из дому на улицу, вышел, чтобы наконец-то подарить миру долгожданную справедливость.
ПсиХбольничКО