Страшные истории и мистические истории

Рыжего диверсанта увлекало движение игроков, гоняющих мяч, но его смущало незнание. А наушников с трансляцией комментариев, у них, понятное дело, не было – им нужно было слушать толпу и весь окружающий мир, отслеживая опасность.
- Я не знаю правил, как они играют, почему вон тот мужик побежал туда, почему один отправил мяч другому... – смущенно признался разведчик.
- Что ж, я поясню, - Вита показала на игрока сборной Узбекистана, целеустремленно гнавшего мяч к воротам России.
- Вот он сейчас хотел быстро и грамотно развернуть контратаку, на манер игры уже сыгранных крупных футбольных клубов. Но, естественно, нихрена у него не вышло, ибо его партнеры из полузащиты слишком медлительны для такого маневра, а единственный нападающий мало того, что не понял замысла, дык еще и в офсайде находился. Короче, хотел как лучше, получилось – как всегда.
- Понятно. Приятно узнавать что-то новое, - заметил эсэсовец. – Кстати, должно быть, у евразийцев вызвал удивление твой мужской интерес к футболу?
- Да уж, - недовольно признала Вита. – С такими безнадежными пленниками стереотипов я давно не сталкивалась. Вообще, я тут так ни с кем особо не общаюсь – у них все разговоры про «отношения» и как надо, как не надо... Уныло до невозможности. А что до моих интересов... Я росла в окружении многих мужчин, парней. Так и сложились мои интересы и повадки. Да, я как-то всегда лучше понимала мужчин, нежели женщин. И даже когда-то думала, что нашла тот самый клад. Но хрен там. Сложно все. И тут эти квочки со своими «подходящими» и «неподходящими» партиями для какой-нибудь внучатой сестры двоюродного деда... Дичь родоплеменная.
- Насчет неподходящих партий, - задумался Тотенкопф. Мне отчего-то до чёрта обидно, когда, например, такой весь из себя гот или металлист, король ужаса, женится на какой-то заурядной бабенке. Сразу мысль, что весь его имидж - показуха, а интересы совсем не такие.
- Не все ли равно кого любить? – отмахнулась девушка-нейрохакер.
- Но любят ведь за какие-то качества. а не просто «шишка встала и пошла», - размышлял рыжий диверсант. – Я этого всего не понимаю, вот честно.
- Шишка встала и пошла – это простое влечение, ибо матушка природа. Хотя большинство путают это с любовью. Абсолютное большинство.
- А в плане выбора пары женщины зачастую рациональнее мужчин - как раз благодаря инстинкту «обеспечить» себя и потомство. Поэтому влекутся к успешным в том или ином плане: богатый, трудолюбивый, добрый, сильный, умный. Кстати, красота тоже важна – как показатель здоровья, да и вообще, некрасивые люди озлоблены. Хотя с некоторыми этот инстинкт играет злую шутку, и они цепляются за любого, кто возьмет, хоть он бьет, пьет и вообще идиот колхозный.
- Я не знаю. Я тоже этого не очень понимаю. Ведь в моем понимании вступать в брак можно, тогда, когда действительно ценишь человека, тебе с ним интересно, есть о чём поговорить, тот, с кем можно просто посидеть и помолчать и вместе решать все проблемы – а не сидеть на чьей-то шее с многочисленным непродуманным потомством (ибо мужика нужно держать возле себя). Но то, что я наблюдаю в евразийской жизни и, к сожалению, у нас тоже – все это очень отличается от описанного мной. Послушать, так полный мрак: для женщин все мужики – козлы, для мужчин все женщины – шлюхи. Ну и они как-то женятся между собой – и что с этого выходит, я не понимаю.
- Плодят новых козлошлюх, - спокойной заметил разведчик.
Вита коротко рассмеялась.
- Да, козлошлюхи – именно то слово, которого мне не хватало.
Оба диверсанта расхохотались, но быстро успокоились – они не вправе расслабляться.
- Такое. Вот поэтому я люблю футбол, реслинг и танцы. А не разбираться в этих всех их жизненных хитросплетениях, - заключила Вита.
- Искусство – это альтернатива безблагодатной жизни, - поддержал Эдгар.
- Аминь. Именно в искусстве можно максимально приблизиться к идеалу.

Прозвучал свисток на перерыв – футболисты и судьи удалились с поля, а многие зрители, жадно толкаясь, устремились к буфетам и туалетам. Разведчики также воспользовались перерывом, а во втором тайме продолжили беседу.
- А я вот подумал. Русская Зима все-таки нас накрыла. Мы ехали сюда летом, но все равно... это неизбежность. И от этого у меня очень острое чувство уязвимости, - признался Эдгар. – Хоть друзья рядом, я чувствую себя наедине с Русской Зимой.
- Понимаю, - откликнулась Вита. – А еще меня злит вот что. Византийская хитрость евразийцев навязала нам правила, мы должны быть одеты в яркое, конечно, нас очень хорошо видно на заснеженном стадионе – как мишени.
Они замолчали.

Все же, картина была невероятно символичной: огромное заснеженное поле, где играют в футбол какие-то экзотические монголоиды, а на трибунах то там, то тут вспыхивает кровавая свара, который с трудом подавляют казаки с нагайками.
Согласно директиве НКВД, охранники держались квадами – группами по четыре (два евразийских казака и два гостевых специалиста). И вот в очередной раз оба «приписанных» к Вите и Эдгару казака устремились на усмирение нового очага конфликт между ультрас. Хлёстко защелкали нагайки, раздались окрики: «Ведите себя достойно!», «Будьте же людьми!» и более лаконичное «Уймись, бесноватый!» В эти моменты Эдгар стоял один на открытом пространстве. Девушка невольно залюбовалась: скрытое значение момента пронзило ее душу ледяной иглой. Она видела все необыкновенно четко – даже снежинки, путающиеся в волосах и ресницах Тотенкопфа. Небольшие пятна румянца от мороза в тон тонкой красной толстовки и на контрасте с серыми штанами и серым шарфом лишь подчеркивали его мертвенную бледность и ледяной оттенок его глаз. Худой до изможденности, вооруженный лишь ножом, германский офицер на заснеженном поле в глубине России, и его гражданская одежда своей яркостью лишь подчеркивает... Сложно передать эту пронзительную холодную красоту... Приговоренный и наказанный – справедливо, но чрезмерно.
В голове девушки-нейрохакера всплыли строчки одного из стихотворений Тотенкопфа.

У меня забрали друга
Я похоронил врага
За окном мерцает вьюга –
Это Белая Зима

Не смотри же в окна в полночь
Посмотри на монитор
В спальне притаился зомби
У него в руках топор

Ничего уже не вспомнить
Стёрта жизнь, остался сон
И посмертные герои
Виснут меж добром и злом