Честно признаться, я всегда боялся болот, буквально с самого детства. Помнится, меня постоянно пугали тем, что стоит только коснуться поверхности болота, скажем, рукой или ногой – и прожорливая, ненасытная трясина вмиг проглотит столь удачно подвернувшуюся ей добычу. А потому я старался держаться как можно дальше от этих страшных безмолвных хищников, которыми были богаты окрестности Томиловки, небольшой деревеньки, скрывавшейся средь густых и мрачных лесов Тверской области. Каждое лето, наверное, лет до 14 или 15, я ездил туда погостить к своей прабабушке недельки на две-три. И вот как раз во время моего последнего визита в Томиловку со мной произошла одна очень жуткая история, после которой одно даже упоминание о болотах леденит мою душу мертвецким холодом, заставляет дрожать от неконтролируемого ужаса, заполоняющего собой всё моё сознанье, держащего мой разум в своих цепких железных руках.
На дворе был август, самое его начало. Природа ещё животрепещет своими яркими и радостными красками, хотя пик её расцвета уже прошёл. Перед глазами – беззаботное лето, пора всеобщего подъёма, когда не только природа, но и сам человек наполняется каким-то незримым теплом, добром и светом, что согревает душу, заставляет чувствовать и осознавать: мир, да и вообще вся жизнь в целом – это не опостылевшая рутина серых будней или безжалостная машина угнетения и несправедливости, а наоборот нечто прекрасное, даже чудесное, великий дар, данный каждому из нас от рождения.
На дворе был август, самое его начало. Природа ещё животрепещет своими яркими и радостными красками, хотя пик её расцвета уже прошёл. Перед глазами – беззаботное лето, пора всеобщего подъёма, когда не только природа, но и сам человек наполняется каким-то незримым теплом, добром и светом, что согревает душу, заставляет чувствовать и осознавать: мир, да и вообще вся жизнь в целом – это не опостылевшая рутина серых будней или безжалостная машина угнетения и несправедливости, а наоборот нечто прекрасное, даже чудесное, великий дар, данный каждому из нас от рождения.
Летом всегда хочется сбросить с себя чёрный плащ из страданий и злобы, надев вместо него пёструю мантию светлого волшебника, сотканную исключительно из добрых эмоций и чувств. В начале августа всё ещё хочется верить в чудеса и ждать их с замиранием сердца, с по-детски наивной надеждой. Однако где-то в самых далёких закоулках сознания уже затаилась мысль, что скоро на смену беззаботному лету придёт хмурая осень, которая, подобно ненавидимой мною трясине, засосёт в свои мрачные и холодные глубины всё то светлое, что заставляло нас ещё больше радоваться жизни, что грело нас и поддерживало на нашем нелёгком человеческом пути.
Это сейчас меня посещают такие мысли, когда я представляю себе начало августа, в те же времена меня мало заботили подобные вещи. Начало августа означало лишь одно – не сегодня завтра придётся уезжать домой и покидать Томиловку на целый год. В эти последние дни нужно было как можно больше гулять и бродить по окрестным лесам, чтобы полученных впечатлений точно хватило до следующего приезда. Но так как к прабабушке я ездил уже не в первый раз, все близлежащие места были мною уже хожены-перехожены. Все, кроме одного: огромного болота, что носило название Турановского. Оно было самым крупным среди окрестных болот и, пожалуй, самым настоящим. Все остальные были сравнительно небольшими лужицами, которых я, при всём своём страхе перед безжалостной трясиной, совершенно не боялся. Но всё обстояло иначе с Турановским болотом. Это была воистину огромная топь, которая являла собой бескрайнюю гнилую проплешину средь могучего и гордого соснового леса. И я не преувеличиваю, говоря о размерах этого болота. Говорят, что даже в ясную погоду противоположный берег Турановской топи едва различим для человеческого зрения. А посреди самого болота расположилась целое множество островов и островков самой разнообразной величины. С одним из этих кусков суши, оказавшимся посреди мерзкой и гадкой трясины, как раз связана одна легенда, благодаря которой Турановское болото имело дурную славу и благодаря которой это место ещё больше отталкивало меня от себя. Легенда эта рассказывала о событиях далёкого 17 века, когда все окрестности Томиловки находились во владении алчного самодура боярина Туранова. Здешние леса были его излюбленными местами для охоты. И вот как-то раз, когда неудачная погоня за зверем вывела боярина к берегам того самого огромного болота, ему повстречался древний старец в чёрном одеянии, с большим деревянным посохом в виде оскаленной змеи.
– Знаю, чего больше всего на свете желает сердце твоё, – с хитроватой улыбкой на лице произнёс старец, обратившись к Туранову. Затем он достал горстку земли из небольшого мешочка, что висел у него на поясе, и протянул боярину со словами:
– Держи. Это землица бесова. Сила в ней нечистая живёт, и одаривает она щедро каждого, кто согласен ей службу верную сослужить. Сожми её в кулаке и убедись в правдивости слов моих.
Боярин взял землю из рук старца и сжал её в своей ладони. Разжав кулак, он понял, что вместо земли у него в руке горсть серебряных монет. Туранов был в изумлении.
– И что, есть у тебя ещё такая землица? – спросил он.
– Имеется, имеется, – засмеялся старец, а затем, остепенившись и подняв свой сморщенный палец, предостерёг:
– Только не думай, что серебро ты задарма получишь. Для того ты силу нечистую ублажить должен, задобрить её.
Не терпелось Туранову узнать, как получить ещё больше земли бесовой, жажда лёгкой наживы уже затуманила его разум, и оттого разъярился боярин:
– Ну что же ты медлишь, старый пёс? Говори скорее, как услужить нечистой, чтобы богатство от неё получить.
Старец усмехнулся и вытянул свободную руку по направлению к одному из островов, что затаились средь бескрайней трясины, к самому большому из них:
– Видишь этот остров? Тебе нужно будет загатить дорогу до него да уложить под ней тринадцать человек, живьём. Это будет твоим даром силе нечистой. Приняв его, она вознаградит тебя. На следующий день, как построишь гать, на острове появится небольшая избушка с заколоченными окнами. В ней ты найдёшь ровно тринадцать сундуков, по одному за каждую душу, что загублено будет под гатью. В них и будет лежать землица бесова.
И Туранов чуть ли не сразу бросился на постройку гати. Сам-то он, конечно, непосредственного участия в данном процессе не предпринимал, только покрикивал на холопов, которых неугомонный боярин в изрядном количестве согнал в окрестные чащи, да подгонял их, желая как можно быстрее заполучить столь внушительные сокровища. Не забыл Туранов и о даре для силы нечистой: ровно тринадцать бедняг из числа тех, что трудились на строительстве гати, нашли свою смерть в топкой утробе ненасытного болотного хищника. Сосновые брёвна новой боярской дороги стали для них крышкой гроба.
На следующий день Туранов вновь явился на берег бескрайней гнилой топи. Старец, о котором в суматохе строительства боярин уж успел позабыть и который делся непонятно куда, не обманул: на том самом острове, к которому была проложена гать, появилась небольшая избушка из тёмного дерева с криво заколоченными окнами. Туранов тут же поспешил к этому странному, бесовскому, как и земля в сундуках, дому. Он во всю мочь погнал своего коня прямиком в сторону острова. Но где-то примерно на середине пути животное то ли споткнулось, то ли что-то другое случилось с ним, но в итоге конь вместе со своим наездником рухнули прямо в болото. Прожорливая трясина была алчна не меньше самого Туранова, а потому боярину не пришлось долго мучиться – трясина проглотила его слишком быстро, те, кто вместе с Турановым отправились на остров за сундуками с волшебной землёй, даже не успели ничего предпринять, чтобы спасти своего господина. В тот же момент злополучная избушка ни с того ни с сего вспыхнула ярким багровым пламенем. Оставшиеся на гати тотчас же поспешили поскорее на берег. Избушка с наградой от нечистой силы догорала ещё несколько дней, при этом пламя, почему-то, не перекидывалось ни на близлежащие траву и деревья, ни на саму гать. Поначалу смельчаков, решивших сходить на остров и осмотреть пожарище, не находилось: больно уж был силён страх перед этим местом. Все помнили, что под гатью покоятся тринадцать мертвецов, да ещё и сам Туранов нашёл своё последнее пристанище в тёмных и мутных болотных водах. Люди старались держаться подальше от этих дурных топей. Стали рассказывать, что по ночам там слышны людские стоны и стук копыт по бревнам турановской гати, а над самим болотом, в тумане, бродят скорбные тени тринадцати заживо погребённых в трясине холопов. Но постепенно страх начал отходить, начались вылазки на остров. Однако все, кто жаждал найти там остатки загадочного клада, что предназначался алчному боярину за постройку дороги на крови, и с этой целью отправлялся к месту, где раньше стояла сгоревшая избушка, либо возвращались домой, а затем слегали с непонятной жуткой болезнью, от которой всё тело искателей бесовой землицы покрывалось большими гниющими язвами, либо исчезали и никогда уже более не переступали они порога своего жилища. Впрочем, "счастливчики" тоже ненадолго задерживались в родных стенах. Промучившись пару дней, лёжа в постели, они умирали в жутких страданиях.
Но время шло. История про боярина Туранова стала забываться, она перешла в разряд легенд, и уже мало кто верил в её правдивость. Никто не замечал за болотом ничего странного, не видел мертвецов и не слышал никаких таинственных потусторонних звуков. Гать оставалась на своём месте в полной целости и сохранности, по ней всё так же можно было попасть на тот самый остров. Пользовались ею редко, ибо в том не было ни малейшей надобности, так как на острове не было ничего интересного, однако люди, бывало, ходили туда, и ничего, возвращались оттуда здоровыми, без малейшего намёка на какие бы то ни было язвы.
Но мы, подростки, любили всё такое мистическое, а потому с охотою верили в эту легенду. При этом я хочу сделать маленькую оговорку, что "любили" – не значит "не боялись". Боялись, да ещё как! Просто, согласитесь, как-то интереснее, когда рядом с тобой не просто обычное, хоть и огромное, болото, а жуткое обиталище призраков. Интереснее, но в то же время и страшнее. Может, это странно и даже парадоксально, однако говорю, как было.
В последние дни перед отъездом, как уже было мной сказано, хотелось вдоволь набраться впечатлений, всласть. Мы с моим другом Васькой изрядно ломали голову над тем, чем же эдаким особенным можно было позаниматься, куда сходить, что вытворить. Но все наши идеи были банальными и скучными: всё это мы уже пробовали-перепробовали. И тут Васька неожиданно выдал:
– А может, на болото Турановское сходим, а? Ночью. На мертвецов поглазеем.
Мы, конечно, любили всякие истории про эту жутковатую топь, в том числе и легенду про самого Туранова, но сами там так ни разу и не побывали. Точнее, бывали пару раз, но днём. Но в светлое время суток, как известно, вся нечисть "спит и дремлет", а потому нам казалось, что столкнуться с теми же призраками можно только ночью, когда перевалит за полночь.
Конечно, посмотреть на всё это дело очень хотелось (интересно ведь), но в то же время от одной только мысли о предстоящей встрече с болотной нежитью внутри всё холодело и цепенело. Учитывая ещё мой страх перед самими болотами как таковыми…
– А может, обойдёмся как-нибудь без этого? – умоляющим голосом спросил я своего друга.
– Да ладно тебе, – махнул рукой Васька. – Ты же как раз впечатлений хотел. А чем тебе мертвецы не впечатления?
Меня поражало с каким спокойствием он говорил об этом. Помню, как Васька, будучи у меня с ночёвкой (мы частенько ходили ночевать друг к другу), испугался, когда ночью увидал два зелёных светящихся глаза, что уставились на него из чуть приоткрытого старого шкафа, что стоял в углу комнаты. Ох и вою тогда было… Столько страху тогда Васька натерпелся, хотя из шкафа на него глядела всего лишь Маруська, кошка прабабушкина, а не какая-то там нечисть.
– А что это ты так расхрабрился? – поинтересовался я у своего друга. – Ты тогда Маруськи так испугался, что у меня уши даже заложило от твоего крика, а сейчас тебе уже и на болото с мертвецами сходить – плёвое дело.
На это Васька лишь развёл руками:
– Ну, что было, то было. Тогда вот боялся, а сейчас не боюсь: ни Маруськи твоей, ни мертвецов, ни призраков – никого.
Закончив фразу, мой друг резко вздёрнул свой подбородок, а руки сложил крестом на груди. Признаться честно, Васькина бравада меня изрядно забавляла. Я уже представлял сверкающие пятки своего друга, услышавшего посреди темноты ночного леса пугающий крик болотной выпи или угрюмого грозного филина.
– Ну, так что, идём? – услышал я. Я посмотрел на своего друга. Смех смехом, однако сейчас Васька и вправду был настроен решительно. Может, он и испугается там, уже на болоте, но пока что мой друг твёрд и непреклонен в своём стремлении увидеть призраки мёртвых холопов, чьи останки всё ещё покоятся под толстым бревенчатым настилом гати.
Конечно, страшновато было, но перед Васькой в тот момент мне уже пасовать не хотелось. Как-то, знаете, задела меня его решимость. В этом деле мне хотелось быть не только не хуже, но и даже лучше. И я был уверен, что там, вблизи мертвецкого Турановского болота, мне ещё удастся взять у своего друга реванш за свои изначальные слабость и страх.
Это сейчас меня посещают такие мысли, когда я представляю себе начало августа, в те же времена меня мало заботили подобные вещи. Начало августа означало лишь одно – не сегодня завтра придётся уезжать домой и покидать Томиловку на целый год. В эти последние дни нужно было как можно больше гулять и бродить по окрестным лесам, чтобы полученных впечатлений точно хватило до следующего приезда. Но так как к прабабушке я ездил уже не в первый раз, все близлежащие места были мною уже хожены-перехожены. Все, кроме одного: огромного болота, что носило название Турановского. Оно было самым крупным среди окрестных болот и, пожалуй, самым настоящим. Все остальные были сравнительно небольшими лужицами, которых я, при всём своём страхе перед безжалостной трясиной, совершенно не боялся. Но всё обстояло иначе с Турановским болотом. Это была воистину огромная топь, которая являла собой бескрайнюю гнилую проплешину средь могучего и гордого соснового леса. И я не преувеличиваю, говоря о размерах этого болота. Говорят, что даже в ясную погоду противоположный берег Турановской топи едва различим для человеческого зрения. А посреди самого болота расположилась целое множество островов и островков самой разнообразной величины. С одним из этих кусков суши, оказавшимся посреди мерзкой и гадкой трясины, как раз связана одна легенда, благодаря которой Турановское болото имело дурную славу и благодаря которой это место ещё больше отталкивало меня от себя. Легенда эта рассказывала о событиях далёкого 17 века, когда все окрестности Томиловки находились во владении алчного самодура боярина Туранова. Здешние леса были его излюбленными местами для охоты. И вот как-то раз, когда неудачная погоня за зверем вывела боярина к берегам того самого огромного болота, ему повстречался древний старец в чёрном одеянии, с большим деревянным посохом в виде оскаленной змеи.
– Знаю, чего больше всего на свете желает сердце твоё, – с хитроватой улыбкой на лице произнёс старец, обратившись к Туранову. Затем он достал горстку земли из небольшого мешочка, что висел у него на поясе, и протянул боярину со словами:
– Держи. Это землица бесова. Сила в ней нечистая живёт, и одаривает она щедро каждого, кто согласен ей службу верную сослужить. Сожми её в кулаке и убедись в правдивости слов моих.
Боярин взял землю из рук старца и сжал её в своей ладони. Разжав кулак, он понял, что вместо земли у него в руке горсть серебряных монет. Туранов был в изумлении.
– И что, есть у тебя ещё такая землица? – спросил он.
– Имеется, имеется, – засмеялся старец, а затем, остепенившись и подняв свой сморщенный палец, предостерёг:
– Только не думай, что серебро ты задарма получишь. Для того ты силу нечистую ублажить должен, задобрить её.
Не терпелось Туранову узнать, как получить ещё больше земли бесовой, жажда лёгкой наживы уже затуманила его разум, и оттого разъярился боярин:
– Ну что же ты медлишь, старый пёс? Говори скорее, как услужить нечистой, чтобы богатство от неё получить.
Старец усмехнулся и вытянул свободную руку по направлению к одному из островов, что затаились средь бескрайней трясины, к самому большому из них:
– Видишь этот остров? Тебе нужно будет загатить дорогу до него да уложить под ней тринадцать человек, живьём. Это будет твоим даром силе нечистой. Приняв его, она вознаградит тебя. На следующий день, как построишь гать, на острове появится небольшая избушка с заколоченными окнами. В ней ты найдёшь ровно тринадцать сундуков, по одному за каждую душу, что загублено будет под гатью. В них и будет лежать землица бесова.
И Туранов чуть ли не сразу бросился на постройку гати. Сам-то он, конечно, непосредственного участия в данном процессе не предпринимал, только покрикивал на холопов, которых неугомонный боярин в изрядном количестве согнал в окрестные чащи, да подгонял их, желая как можно быстрее заполучить столь внушительные сокровища. Не забыл Туранов и о даре для силы нечистой: ровно тринадцать бедняг из числа тех, что трудились на строительстве гати, нашли свою смерть в топкой утробе ненасытного болотного хищника. Сосновые брёвна новой боярской дороги стали для них крышкой гроба.
На следующий день Туранов вновь явился на берег бескрайней гнилой топи. Старец, о котором в суматохе строительства боярин уж успел позабыть и который делся непонятно куда, не обманул: на том самом острове, к которому была проложена гать, появилась небольшая избушка из тёмного дерева с криво заколоченными окнами. Туранов тут же поспешил к этому странному, бесовскому, как и земля в сундуках, дому. Он во всю мочь погнал своего коня прямиком в сторону острова. Но где-то примерно на середине пути животное то ли споткнулось, то ли что-то другое случилось с ним, но в итоге конь вместе со своим наездником рухнули прямо в болото. Прожорливая трясина была алчна не меньше самого Туранова, а потому боярину не пришлось долго мучиться – трясина проглотила его слишком быстро, те, кто вместе с Турановым отправились на остров за сундуками с волшебной землёй, даже не успели ничего предпринять, чтобы спасти своего господина. В тот же момент злополучная избушка ни с того ни с сего вспыхнула ярким багровым пламенем. Оставшиеся на гати тотчас же поспешили поскорее на берег. Избушка с наградой от нечистой силы догорала ещё несколько дней, при этом пламя, почему-то, не перекидывалось ни на близлежащие траву и деревья, ни на саму гать. Поначалу смельчаков, решивших сходить на остров и осмотреть пожарище, не находилось: больно уж был силён страх перед этим местом. Все помнили, что под гатью покоятся тринадцать мертвецов, да ещё и сам Туранов нашёл своё последнее пристанище в тёмных и мутных болотных водах. Люди старались держаться подальше от этих дурных топей. Стали рассказывать, что по ночам там слышны людские стоны и стук копыт по бревнам турановской гати, а над самим болотом, в тумане, бродят скорбные тени тринадцати заживо погребённых в трясине холопов. Но постепенно страх начал отходить, начались вылазки на остров. Однако все, кто жаждал найти там остатки загадочного клада, что предназначался алчному боярину за постройку дороги на крови, и с этой целью отправлялся к месту, где раньше стояла сгоревшая избушка, либо возвращались домой, а затем слегали с непонятной жуткой болезнью, от которой всё тело искателей бесовой землицы покрывалось большими гниющими язвами, либо исчезали и никогда уже более не переступали они порога своего жилища. Впрочем, "счастливчики" тоже ненадолго задерживались в родных стенах. Промучившись пару дней, лёжа в постели, они умирали в жутких страданиях.
Но время шло. История про боярина Туранова стала забываться, она перешла в разряд легенд, и уже мало кто верил в её правдивость. Никто не замечал за болотом ничего странного, не видел мертвецов и не слышал никаких таинственных потусторонних звуков. Гать оставалась на своём месте в полной целости и сохранности, по ней всё так же можно было попасть на тот самый остров. Пользовались ею редко, ибо в том не было ни малейшей надобности, так как на острове не было ничего интересного, однако люди, бывало, ходили туда, и ничего, возвращались оттуда здоровыми, без малейшего намёка на какие бы то ни было язвы.
Но мы, подростки, любили всё такое мистическое, а потому с охотою верили в эту легенду. При этом я хочу сделать маленькую оговорку, что "любили" – не значит "не боялись". Боялись, да ещё как! Просто, согласитесь, как-то интереснее, когда рядом с тобой не просто обычное, хоть и огромное, болото, а жуткое обиталище призраков. Интереснее, но в то же время и страшнее. Может, это странно и даже парадоксально, однако говорю, как было.
В последние дни перед отъездом, как уже было мной сказано, хотелось вдоволь набраться впечатлений, всласть. Мы с моим другом Васькой изрядно ломали голову над тем, чем же эдаким особенным можно было позаниматься, куда сходить, что вытворить. Но все наши идеи были банальными и скучными: всё это мы уже пробовали-перепробовали. И тут Васька неожиданно выдал:
– А может, на болото Турановское сходим, а? Ночью. На мертвецов поглазеем.
Мы, конечно, любили всякие истории про эту жутковатую топь, в том числе и легенду про самого Туранова, но сами там так ни разу и не побывали. Точнее, бывали пару раз, но днём. Но в светлое время суток, как известно, вся нечисть "спит и дремлет", а потому нам казалось, что столкнуться с теми же призраками можно только ночью, когда перевалит за полночь.
Конечно, посмотреть на всё это дело очень хотелось (интересно ведь), но в то же время от одной только мысли о предстоящей встрече с болотной нежитью внутри всё холодело и цепенело. Учитывая ещё мой страх перед самими болотами как таковыми…
– А может, обойдёмся как-нибудь без этого? – умоляющим голосом спросил я своего друга.
– Да ладно тебе, – махнул рукой Васька. – Ты же как раз впечатлений хотел. А чем тебе мертвецы не впечатления?
Меня поражало с каким спокойствием он говорил об этом. Помню, как Васька, будучи у меня с ночёвкой (мы частенько ходили ночевать друг к другу), испугался, когда ночью увидал два зелёных светящихся глаза, что уставились на него из чуть приоткрытого старого шкафа, что стоял в углу комнаты. Ох и вою тогда было… Столько страху тогда Васька натерпелся, хотя из шкафа на него глядела всего лишь Маруська, кошка прабабушкина, а не какая-то там нечисть.
– А что это ты так расхрабрился? – поинтересовался я у своего друга. – Ты тогда Маруськи так испугался, что у меня уши даже заложило от твоего крика, а сейчас тебе уже и на болото с мертвецами сходить – плёвое дело.
На это Васька лишь развёл руками:
– Ну, что было, то было. Тогда вот боялся, а сейчас не боюсь: ни Маруськи твоей, ни мертвецов, ни призраков – никого.
Закончив фразу, мой друг резко вздёрнул свой подбородок, а руки сложил крестом на груди. Признаться честно, Васькина бравада меня изрядно забавляла. Я уже представлял сверкающие пятки своего друга, услышавшего посреди темноты ночного леса пугающий крик болотной выпи или угрюмого грозного филина.
– Ну, так что, идём? – услышал я. Я посмотрел на своего друга. Смех смехом, однако сейчас Васька и вправду был настроен решительно. Может, он и испугается там, уже на болоте, но пока что мой друг твёрд и непреклонен в своём стремлении увидеть призраки мёртвых холопов, чьи останки всё ещё покоятся под толстым бревенчатым настилом гати.
Конечно, страшновато было, но перед Васькой в тот момент мне уже пасовать не хотелось. Как-то, знаете, задела меня его решимость. В этом деле мне хотелось быть не только не хуже, но и даже лучше. И я был уверен, что там, вблизи мертвецкого Турановского болота, мне ещё удастся взять у своего друга реванш за свои изначальные слабость и страх.
CeltaLuna