Страшные истории и мистические истории

Утром Ян не встал провожать жену на работу. Он сладко посапывал в гостиной на диване. За ночь журнальный столик превратился в нечто более напоминающее верстак в лаборатории алхимика, чем рабочее место юриста, хоть и пребывающего в отпуске. Здесь присутствовали мятые бумаги, несколько грязных чашек, турка с недопитым кофе, полная пепельница окурков, мятая сигаретная пачка, а венчала сей натюрморт початая бутылка «Золотого Мельника», поставленная прямо на крышку ноутбука. «Поросёнок, даже джинсы свои ужасные не снял». — Подумала Ирина, привыкшая за три года к натюрмортам на столе мужа и повыразительнее. Она притворила дверь в гостиную, чтобы лязг закрывающейся металлической двери не разбудил Яна. В метро Ирине посчастливилось занять свободное место, и она достала из полиэтиленового пакета толстую папку с отчётом. Вместо знакомых разграфлённых листов Ирина увидела тоненькую стопку листов с напечатанным на струйном принтере текстом.
«Надо же, — Подумала Ирина. — мы, оказывается, ночью шуршали клавиатурой не для работы, а записывали свой сон. Посмотрим, посмотрим».

«Мне не было страшно. Я испытывал что-то вроде азарта. Такой азарт испытываешь, играя в футбол или пытаясь поймать кошку. Четверо гостей с солнечного юга преследовали меня по лестнице хрущёвской пятиэтажки, утопавшей в несколько пожухшей зелени деревьев. Гости были одеты одинаково чёрные рубашки (это в 30-градусную-то жару!) и имели почти одинаковую инфернально бандитскую внешность. Я бежал вверх, перепрыгивая через три-четыре ступеньки. Наконец самый горячий и резвый гость столицы достал меня своим «кинжалом» – дешёвой китайской «выкидухой». Я почувствовал лёгкий укол в локоть, озверел и, резко развернувшись на каблуке, встретил гордого сына гор прямым ударом ноги в лицо. Джигит полетел вниз, сбивая своих менее проворных компаньонов с ног. В результате все четверо оказались на площадке между пролётами. На лице троих было удивление – лёгкая добыча, дичь, оказалась способной защищаться. Резвый джигит, уколовший меня в локоть, вскочил на ноги и, держа перед собой свой детский ножик, оскалился. Я ожидал увидеть золотые «фиксы», так любимые нашими уважаемыми согражданами из солнечных губерний. Но нет, ровные белые зубы. Присмотревшись, я обнаружил, что клыки длинноваты. Да и резцы... Прямо волчья пасть какая-то. Да и глаза, которые вдруг засверкали желтоватым цветом. Потом я заметил, что уши у джигита заострённые, а сквозь пышную чёрную шевелюру пробивается седина, похожая на волчью шерсть. Прямо чертовщина какая-то. Вот тут-то мне стало страшно. Именно страшно. Я не испытывал животного ужаса, который заставляет людей превращаться дрожащих животных, а животных – поджимать хвост и бежать без оглядки. Так страшно бывает только во сне. Когда я осознал это, то расслабился и почувствовал себя персонажем компьютерной игры. Рассмеявшись в голос, я достал из заднего кармана джинсов выкидной нож – такую же китайскую дешёвку, как у «волка». Я с симпатией отношусь к волкам и собакам, но этот зубастый урод мне не нравился – он был опасен».

«Идиоты, — Подумал я. — из-за ста баксов готовы прирезать первого попавшегося человека. И не лень им было меня провожать от обменника у метро?».
Окончательно решив, что такие несерьёзные «братки» бывают только во сне, я перебросил нож в левую руку, а на правой быстренько представил себе шарик серо-стального цвета, обжигающий ладонь. Недолго думая, я швырнул fireball в «волка». Горячая капля ртути размером с теннисный мячик ударила джигита и исчезла в его грудной клетке. Эффект был даже красивее, чем на жидкокристаллическом мониторе у моего приятеля Фимы, с успехом «лепившего» игрушки для великовозрастных геймеров. Джигит испустил придушенный хрип, выронил свою наваху и, схватившись за горло, картинно осел на руки своему визави.
«Хорошая графика!» — Удовлетворенно отметил я про себя.
— Аслан! — Крепкий рослый «браток» со сломанным носом пытался приподнять безвольно раскинувшее руки тело «волка». — Вставай, Аслан. Ти што, Аслан...
— Аслан не встанет, Хожа. — Я решил, что раз это сон, то пусть крепыш будет Хожей. — Аслан предстанет перед всевышним...
И тут у остальных двух кретинов не выдержали нервы. Один побежал обратно по лестнице вниз, а другой бросился на меня с истеричным гортанным криком. Сон, он и есть сон.
«Гулять так, гулять».— Подумал я и бросил в истерика fireball поменьше. Истерик осел, схватился за низ живота и, кажется, даже позеленел. Вспомнив какую-то очередную тупую Фимину игрушку, в которой нужно бегать по лесу в роли какого-нибудь зверя, я представил, как превращаюсь в волка. Почему именно в волка, я не знал. Ни тогда, ни потом. Резко оттолкнувшись задними лапами от ступеньки, я прыгнул на раскрывшего рот Хожу, слегка куснул его за плечо и опрометью выскочил на улицу. Раздававшийся из мрачноватой прохлады подъезда дикий крик ужаса, того самого животного ужаса, провожал меня.

Дворик перед пятиэтажкой со старыми качелями и старушками на лавочке встретил меня солнечными лучами и удушливой московской жарой. Не торопясь, я побрёл обратно в сторону метро, где меня и выследили «братки». Полчаса назад мне нужно было зайти в пункт обмена валюты, чтобы разменять там последние сто баксов, оставшиеся от отпускных. Четверых гостей с юга, пошедших за мной следом, я «срисовал» сразу. В метро спускаться не стал, а поплутал по микрорайону, застроенному «хрущобами» и зашёл в первый попавшийся подъезд. Теперь я возвращался к метро. Ситуация мне нравилась – интересный сон снится. Я шёл вдоль проходящей поверху линии метро, обходя остро пахнущие кучки мусора. Пройдя бодрым, но неспешным шагом метров пятьдесят, я увидел отдыхающего в тени куста боярышника большого рыжего пса. Бездомная псина смотрела на мир осмысленным и немного снисходительным взором, лениво отмахиваясь от мух хвостом. По мере моего приближения к кусту боярышника поведение пса менялось. Сначала он поднял голову, потом приподнялся, наконец, когда я подошёл совсем близко, пёс оскалился, его шерсть встала дыбом, а глаза налились кровью. Совершенно неожиданно для меня, пёс прорычал угрожающе и довольно внятно:
— Это моя земля! Убирайся в свой лес, сволочь серая!
«Ну, надо же, — Удивился я. — собачка говорящая».
— Ша, рыжий. — Я откровенно наслаждался сном, в котором собаки разговаривают. — А то укушу. — Мой голос отчего-то звучал хрипло. — Наверное, накануне пива перепил холодного.
Довольно улыбнувшись, я сделал шаг вперёд, по направлению к псу. Пёс поджал хвост и попятился.
— А я чё, я ни чё. — Заискивал пёс, пятясь задом в сторону густого кустарника. Изрекая какие-то глупости и оправдываясь в чём-то мне совершенно непонятном, пёс достиг кустов, развернулся ко мне спиной и скрылся из виду. Пожав плечами, я побрёл дальше.

В зарослях отцветшей сирени вольготно расположилась компания бомжей, распивавшая нечто омерзительно пахнущее незнакомым запахом даже на расстоянии. Меня удивило обилие запахов. Никогда раньше не думал, что могут сниться запахи, тем более те, которых наяву никогда не ощущал. Бомжи подозрительно долго меня не замечали. Я остановился и присмотрелся к ним внимательно. Тот, который сидел ко мне ближе всех – одетый только в грязные трусы и рваные кроссовки с добрым лицом спившегося работяги, вдруг отломил кусок белого хлеба от батона, повернулся ко мне и, протянув хлеб на уровне земли, позвал:
— На, на...
Во сне всяко бывает. Я оторопело смотрел на бомжа. Он швырнул хлеб мне под ноги, прокомментировав это своему товарищу, одетому в костюм на голое тело:
— Видать породистый, вишь хлеб то не берёт с рук. — Бомж задумчиво крякнул и опрокинул пластмассовый стаканчик с дешёвым фальсификатом водки себе в глотку.
И тут до меня дошло. Я же перекинулся в волка, когда понял что сплю. А обратно не успел, точнее и не знал, что надо обратно перекидываться. Мне стало весело, я решил не уходить. Сел и попытался почесать ногой за ухом. Получилось. Мне стало совсем смешно.
— На лайку собака похожа. — Босой бомж в костюме на голое тело внимательно на меня посмотрел.
— Сам ты, лайка! — Рявкнул я.
Бомж меня почему-то не понял:
— Ишь как рычит...
Ко мне повернулся третий – синий от наколок. Я успел посчитать купола храма, вытатуированного у него на спине. Восемь «ходок». Приличный срок – лет двадцать за колючей проволокой. Синий бомж вытаращил на меня глаза и вскочил, заорав благим матом:
— Шухер, братва, это волк! Фуфелом сгущённым буду, волк. У Хозяина в тайге их насмотрелся.
Чтобы не особенно пугать бедных бомжей, хоть они мне только снились, я перекинулся обратно в человека. Реакция была незамедлительной и совсем не той, которую я ожидал. Все трое вскочили и воззрились на меня как на диво дивное.
— У меня что, ширинка расстёгнута? — Я улыбнулся настолько располагающе, насколько мог. Улыбка тоже произвела отрицательное впечатление. Синий от наколок бомж, заикаясь, спросил:
— М-м-м-можн-н-н-н-но м-мы п-пойдём?
Махнув рукой, я пошёл дальше, оставив несчастных наедине с их палёной водкой, запах которой в волчьей шкуре мне показался незнакомым.

У метро остановился и, закурив, встал у выхода. Сон нравился мне всё больше и больше. Просыпаться я совсем не хотел. Затягиваясь табачным дымом, неожиданно ставшим таким горьким и противным, я размышлял, чтобы ещё такого сотворить, чтобы потом со смехом рассказать Иришке свой сумасшедший сон. Район Филевского парка мало подходил для задуманных мной шалостей. С отвращением выкинув сигарету, я двинулся в сторону входа в метро.
«Сигареты что ли поменять, перейти на что-нибудь полегче Золотой Явы?» — Спросил я себя, но решил, что дело не в сигаретах, а в забавном сне, который мне снится. Сон был действительно забавен – тут тебе и оборотень, даже два (ведь кажется, один из гостей с юга, тот что Аслан, тоже был оборотнем), и собачка говорящая, и совсем небесполезное умение кидаться fireball’ами, и... Ха, девушка симпатичная на меня смотрит. Ну, не такая, конечно, красавица, как, например, моя двоюродная сестра, но... Яркая брюнетка с изящной фигурой, одетая по-летнему легко, действительно глазела на меня достаточно настойчиво. Волоокая красавица мне понравилась. Было в её взгляде какое-то участие и сочувствие. Мне только пришлось задуматься, отчего это меня так жалеют? Ответ пришёл моментально: это же сон, в конце концов. Может, он ещё примет характер эротического?
«Нет уж, — Подумал я, вспомнив про один из первых телемостов доперестроечных ещё времён. — Секса у нас нет!».
Попытавшись обаятельно улыбнуться волоокой диве в цветастой юбке, я вошёл в душный вагон. Неожиданно дива, вошедшая в соседнюю дверь, уверенным шагом фотомодели с внешностью гоголевской панночки, направилась прямо ко мне.
— Ай, яхонтовый мой. — С приятным акцентом непонятного происхождения. — Кровь на тебе...
Подумав, акцент я определил как молдавский. А дива меж тем совсем не шутила: с моего локтя струилась тонкая ниточка крови. Я быстро смахнул засохшую кровь с локтя и вопросительно посмотрел на молдаванку.
— Не та кровь. — Доброжелательно и с какой-то непонятной мне болью в голосе продолжила свой странный монолог она. — Не та кровь, не твоя, но и не безвинная... Ты ищи Сашу Баро, любого цыгана спроси: «Кай Баро?». Он поможет, только он, Баро, поможет. — Зачем-то повторила она. Молдаванка, оказавшаяся цыганкой то ли игриво, то ли сердито сверкнула глазами:
— Прости, золотой, боюсь я тебя...
Не дав мне опомниться, она выскочила на станции и растворилась в толпе.

Мне стало интересно, что же это за сон такой? Никогда не считал своё подсознание способным рождать настолько правдоподобные сюжеты, а свою нервную систему облекать эти сюжеты в столь реалистичные подробности. Запахи, лёгкая боль в уколотом ножом локте, запах духов загадочной цыганки. На всякий случай, я больно ущипнул себя за кисть левой руки.
«Это ничего не значит, — Думал я в лёгком беспокойстве. — Наше подсознание не изучено почти, чёрт его знает на какие штучки оно способно, может и такие реалистичные сны бывают».
Я спохватился, что поминаю нечистого, хоть и сон.
«Нет, точно сон, — Расслабился я. — наяву я не настолько суеверен, с такими снами не стать бы клиентом ПНД».
Тем временем вагон подземки наконец-то оправдал своё название – въехал в тоннель перед Киевской. Свет на секунду погас, и я обнаружил, что неплохо вижу в темноте. Уже перейдя на кольцевую линию, я решив всё же не торопиться домой – Иришка должна была прийти с работы только часов в семь. Направился в сторону эскалатора, ведущего на выход к вокзалу. В вестибюле зала было попрохладнее, чем на улице и, смакуя последние минуты без удушающей жары, я замедлил шаги. И вдруг что-то вызвало во мне беспокойство. Беспричинное. Такое со мной и раньше случалось, и я не раз убеждался, что своей интуиции могу доверять безоговорочно. Сейчас интуиция буквально кричала, что торопиться на эскалатор не стоит. И я ещё больше замедлил шаг. Около эскалатора трое голых по пояс подростков с бритыми головами окружили невысокого чернокожего парня.
«Так, понятно, скины развлекаются». — Подумал я.
Мне стало обидно за того парня и... стыдно, что все, все буквально равнодушно проходят мимо. Решение было принято мгновенно. В первый, наверное, раз за последние три года я порадовался, что рядом со мной нет моей жены — она просто не дала бы мне ввязаться в драку. И правильно сделала бы. Есть же милиция — это их работа, а я-то больше погоны не ношу, да и если б до сих пор носил — разнимать драки — это работа милиции. Для самооправдания, я посмотрел по сторонам в поисках этой самой московской краснознаменной, и, подумав, что драки и нет никакой, да и вообще сон всё это, быстро рванулся в сторону скинов и чернокожего студента. Стоило мне оказаться в двух шагах от этих четверых, как драка началась.

Приземистый подросток, стоявший ко мне спиной, «украшенной» вытатуированной красной свастикой, коротко и хлёстко ударил студента в ухо. Студент упал, ударившись о тяжёлые ботинки другого скина. Я пришёл в ярость. Мне редко не удаётся себя сдержать. Внешне я кажусь очень спокойным человеком, моя жена может даже обозвать меня тормозом, когда я на неё сержусь, но изо всех сил сдерживаю эмоции. В тот момент эмоции вышли из-под контроля, и я бросился вперёд. Уже врезаясь в группку бритых, я понял, что опять переключился в «режим волка». Особо зверствовать не стал – просто загнал двоих бритоголовых в пустующую будку дежурного у эскалатора, а тому, что ударил студента, прокусил до кости руку. Студент так и остался сидеть на полу, потирая ушибленное ухо и потряхивая головой. Народ вокруг принялся помогать ему встать, а какая-то старушка пыталась отогнать меня авоськой с пакетом молока. Мне не улыбалось кусать противную бабку, и я просто отошёл в сторону. Сидя на полу и всей шкурой ощущая холод гранитного пола, я ждал, пока разойдётся народ, чтобы принять человеческий вид.
«Надо будет Фиме подсказать, чтобы в его игрушке была опция невидимости, — Размышлял я. — и, пожалуй, клавиша переключения режимов – человек/волк. Скажем два «шифта». Или контрол/шифт».
Тем временем чернокожий парень успел встать, поблагодарил сержанта, проверявшего документы у малолетних уродов, сказал на очень неплохом русском, что заявление он писать не будет, и подошёл ко мне. Студент опустился на корточки, внимательно посмотрел мне в лицо, которое стало теперь волчьей мордой, и зашептал что-то неразборчивое. Потом он протянул руку к моей голове, но в последний момент отдёрнул, будто хотел погладить, но передумал.
— I’m from Jamaica. — Сказал он, подумал и добавил. — Я из Джамайки.
Сомнения паренька в том, понимает ли русский серый волк язык Шекспира и О’Генри, меня развеселили: я улыбнулся по всю пасть и протянул ему лапу. Студент очень серьёзно её пожал и представился:
— James.
Мне стало неудобно за свою невежливость, я встал и, легонько дёрнув Джеймса за штанину, пошёл на перрон, к последнему вагону. Поезд ушёл, и на перроне почти никого не осталось. Переключив режим, я обернулся к Джеймсу в предвкушении его реакции. Случилось, однако, то, чего я никак не ожидал. Студент с Ямайки совсем не удивился, даже наоборот – воспринял моё превращение как должное. Он коротко, как-то по-военному поклонился и представился опять, я протянул ему руку и представился:
— Ян.
Джеймс с некоторой настороженностью осмотрелся вокруг и пожал протянутую руку, вдруг прижав её ко лбу. Руку отдёрнув, я немного повысил голос: — Stop doing this. — Появившиеся пассажиры смотрели на нас с некоторым, мягко говоря, удивлением. — Are you crazy?
С перепугу Джеймс отвечал по-русски, путая падежи, ударение и сбиваясь:
— Отпусти мои душа, колдун, я ты не нужно, ты брать другие душа, не брать мои, не брать, не брать...
Мне показалось, что он сейчас начнёт всхлипывать.

Взяв его под локоть, я включил профессиональные интонации, которые Иришка презрительно обзывает «адвокатскими», не взирая на то, что я уже устал ей объяснять, что я не пользуюсь адвокатским статусом:
— Послушайте, уважаемый, — Мне хотелось, чтобы мой голос звучал вкрадчиво. — ни Ваша душа, ничего другое ваше, мне не нужно. Просто мне не понравилось, что эти противные дети Вам сделали больно. Я не колдун, никогда им не был, и не стремлюсь стать. — Пауза с открытым взглядом в лицо собеседника по всем законам психологии и риторики немного успокоила Джеймса. Теперь он смотрел на меня уже не с испугом, а с удивлением и недоверием. — И вообще, я сплю, Вы мне снитесь, — Окончательно успокоил я посеревшего Джеймса. — Проснусь и посмеюсь над этим сном вместе с женой.
Ответ Джеймса меня немного насторожил, если не сказать – напугал:
— Вы не проснётесь. — Он горестно покачал головой. — Так все думают в начало. Я могу сказать потом. Вот мой кард. — Быстро сунув мне клочок бумаги, Джеймс запрыгнул в уходящий в сторону Октябрьской вагон. Посмотрев на бумажку, я прочёл: Российский Университет дружбы народов им. П. Лумумбы Юридический факультет Джеймс А. Гонзалес аспирант т. ХХХ-ХХ-ХХ ф. ХХХ-ХХ-ХХ e-mail: gonzalez@mail...
«Вот и помогай после этого людям, — Горестно подумал я, — Хоть и сон, а мог бы попрощаться хоть для приличия».
Твёрдо, для себя решив, что вся эта белиберда мне всё же снится, я всё-таки сунул «кард» Джеймса А. Гонзалеса в задний карман джинсов.
«Так, боль я чувствую, запахи тоже, всё достаточно реально, — Я пытался осмыслить три встречи, произошедшие в этом сне. — Надо как-нибудь проверить, убедиться, что это всё сон, или проснуться».
Я изо всех сил постарался проснуться и со страхом понял, что не могу.
«Так, без паники, — Я вытер холодный пот со лба и сел на скамейку. — Сосредоточиться и подумать. Как ещё можно проверить? Капитан Маслов говорил, что человеку не может присниться, что он умер, иначе действительно умрёшь».
Но бросаться под поезд как-то не хотелось. Даже во сне. Капитан Маслов, мой одноклассник и однокурсник Лёнька, ныне состоял в немалой для наших лет должности в ну очень компетентном органе, неплохо разбирался в психологии и всякой мистике, а, сделав вид, что опьянел, нудно жаловался на тяжёлую жизнь «простого кадровика». В кадровом делопроизводстве капитан не разбирался совершенно, но раз за разом с настойчивостью бульдозера, заслуживавшей лучшего применения, распускал откровенную дезинформацию: «только тебе, и по ба-а-а-альшому секрету».

Я Лёнькину игру всегда поддерживал, но с удовольствием пользовался его познаниями в таких казалось бы мало совместимых вещах, как прикладная психология, история религиозных культов, программирование или рукопашный бой.
«Маслов это наяву говорил, — Осенило меня. — пусть и во сне посоветует».
Приняв решение, я больше не отвлекался на страхи и сомнения. Взбежав по эскалатору вверх, купил телефонную карточку, благо во сне тратить деньги можно не задумываясь о завтрашнем дне («а если и не во сне, — Тревожно кольнула мысль. — то деньги невеликие»). Около таксофонов наблюдалось некоторое оживление на фоне относительно безлюдного подземного перехода. Целых два человека на шесть таксофонов. Я выбрал самый дальний и, сорвав трубку, воткнул в щель карточку. Семь цифр, гудок, кнопка...
— Здравия желаю, товарищ капитан. — Молодцевато подпуская в голос дребезжащие жестью теперешней брони «армейские» нотки начал я.
— Э-э-э, здравствуйте. — Леонид Алексеевич был то ли с похмелья, то ли пребывал в «мыслях о вечном».
— Отставной козы барабанщик Белов беспокоит, — Решил представиться я. — Разрешите обратиться по личному вопросу.
— Янка, — Голос Лёньки приобрёл осмысленные и доброжелательные интонации. — прекрати паясничать. Я тут жду звонка, не узнал тебя, то есть я твоему звонку рад, но твой звонок принял за другой звонок, которого ждал, но не дождался, и...
— Отставить, капитан, — Продолжал «паясничать» я. — лучше скажи, если человек заснул, проснуться не может, но понимает, что спит, то проснуться ему как?
— Ну, — Маслов сел на любимого конька. — дело в том, что перинатальные впечатления...
— Ты не мудри, а пальцем покажи. — Мне не хотелось слушать длинную лекцию по психологии. — Я из автомата звоню.
— Так бы и сказал, — Обиделся Лёнька. — можно, например, попробовать во сне лечь спать в том месте, где он не может проснуться. Ну, ты понимаешь, грубо говоря, мне снится, что я на работе, проснуться не могу, тогда я во сне возвращаюсь домой и ложусь спать. И просыпаюсь. А вообще, эта мулька с управляемыми сновидениями представляется профанированными...
— Лёнь, Лёнь, — Поторопился прервать его я. — ну, а если фигурант не уверен, что спит, проснуться не может, то как проверить сон или нет? Ущипнуть себя?
— Глупости всё это. Можно ещё попробовать нажраться, ну в смысле принимать алкоголь перорально до состояния алкогольного опьянения средней тяжести. Во сне люди не пьянеют. — Маслов с начальной школы славился неподражаемым умением вслух вещать потрясающими воображение канцеляризмами. Я не удержался от подначки, очень серьёзно спросив:
— А ректально можно принимать?
— Зачем? — Испугался Лёня. — А, понимаю, всё шутишь. — И Маслов залился счастливым смехом, похожим на скрип давно не смазанной двери. Отсмеявшись, он вдруг встревоженно спросил: — Что стряслось-то?
— Да ничего, Лёнь. — Беззаботно выдохнул я. — Так теоретический интерес.
— Ну ладно, теоретик, — Протянул всё ещё обеспокоенный Маслов. — ты мне перезвони вечерком, ок?
— Хорошо, не вопрос. — Я повесил трубку и выдернул карточку.
«Что ж, последуем совету психолога, — Подумал я, направляясь к ближайшему магазинчику, где можно было найти холодильник и пиво в нём — будем принимать алкоголь перорально».

Хмурая продавщица нехотя отпустила мне три бутылки ледяного пива и даже открыла одну из них. Я стоял у подземного перехода под башней с часами и, делая небольшие глотки пива, смотрел на прохожих.
«В каком всё же удивительном городе я живу, — Порадовался я, — даже во сне он такой разный».
Действительно, район Филевской поймы и Пресня, Останкино и Таганка. Можно путешествовать из одного района в другой, как из города в город. Разноликая толпа тонким ручейком потянулась к метро. Часам к семи этот ручеёк должен был превратиться в полноводную реку — а пока, за некоторое время до конца рабочего дня, количество людей, входивших и выходивших из подземного перехода, позволяло рассмотреть каждого не как часть толпы, а как отдельного человека. Девушка на каблучках в чём-то, напоминающем индийское сари, блеснула очками и, устало опираясь на перила перехода, осторожно, чтобы не упасть со своих каблучков, спускалась в метро.
«Наверное, не часто одевает каблуки, — Прокомментировал я про себя. — значит, у неё сегодня что-то торжественное. Свидание? Нет, слишком расстроенная. Собеседование или неудавшееся свидание. Для свидания рановато, значит, всё же собеседование. Тоже неудачное».
Подвыпивший мужичонка в грязной матерчатой кепке с мятой сигаретой в зубах лениво озирался.
«Ищет у кого прикурить, — Продолжал дедуцировать я. — а у самого из нагрудного кармана торчит зажигалка. Пообщаться хочет с кем-нибудь». Мужичонка прикурил у какого-то парня и ушёл разболтанной походкой в сторону троллейбусной остановки. Двое парней спорили на греческом языке, толстая мамашка с чумазым отпрыском лет пяти изучала схему метро на обратной стороне рекламного стенда. Бородатый господин лет пятидесяти сосредоточенно поглощал купленный рядом чебурек. Каждый был занят своим делом, озабочен своими проблемами, и никому ни до кого не было дела. Только потный краснолицый сержант с резиновой палкой высматривал потенциальную жертву. Первая бутылка пива кончилась, я открыл вторую и сделал большой глоток. Пустой с утра желудок немедленно откликнулся горестным урчанием. Пробегав с десяти по Митинскому радиорынку в поисках внешнего дисковода для своей антикварной стационарной «тройки», я как-то упустил из виду необходимость поесть. Ощущение голода тоже было куда как реальным. Я тремя глотками допил пиво и протянул бутылку сновавшей вокруг старушке.
— Спасибо, сынок. — Бабка хищно поглядывала на третью бутылку. Мордатый сержант остановился рядом со мной и, заложив руки за спину и, раскачиваясь с пяток на носки, достаточно доброжелательно для милиционера спросил:
— Не слишком быстро пьёшь? — Ему явно тоже хотелось холодного пива.
Подумав, что сон всё спишет, я довольно хамским тоном прорычал:
— Не, не быстро, просто хочу поскорее надраться до свинского состояния.
Ответ скучающего сержанта меня огорошил:
— Ну смотри не нарушай, как наберёшься, а то задержу. — И довольный своей бдительностью сержант пошёл трясти компанию с большими дорожными баулами.

Выпив третью бутылку пива, я понял, что если не пьян, то немного подшофе. Я выкурил сигарету, купил какую-то газету из разряда тех, читая которые можно не напрягать голову, и спустился в метро. Как только я прошёл турникеты, давешний сержант вырос как из-под земли.
— Говорил же, не нарушай. — Он удовлетворенно улыбнулся толстыми красными губами и нечленораздельной скороговоркой представился. Мне было наплевать, что будет дальше, и я решил обнаглеть.
— Во-первых, здравствуйте, во-вторых, я не расслышал Вашу фамилию и должность, в-третьих, что я нарушил, в-четвёртых, меня зовут Ян Белов и я еду домой.
— А, умный значит, — С почему-то мстительной интонацией, обрадовался мент. — ну, тогда пройдёмте для выяснения личности, Вы проходите по ориентировке как опасный преступник.
Я безропотно пошёл впереди сержанта, не опускаясь до выяснения по какой такой ориентировке, кто её дал, какого числа, на кого именно и за совершение каких противоправных действий. Даже во сне мне прекрасно было известно, что ориентировок на молодого человека среднего роста со славянской внешностью и без особых примет можно найти многотомные тома. За мной захлопнулась дверь «обезьянника», в котором я, как ни странно, пребывал в гордом одиночестве. Из хулиганских соображений я продекламировал несколько строк об орле, неволе и сырой темнице.
— Ща буит тебе и сырая темница, и неволя, и решётка, козёл московский, — Сержант небрежно с каким-то малопонятным мне превосходством швырнул мой серпастый-молоткастый на обожжённый окурками стол. — вот только компанию тебя для трезвяка найду. — Довольный своей шуткой сержант величаво удалился.
Недолго думая, я «переключил режимы». Волчьими глазами клетка смотрелась совсем иначе. А запахи... Подавляя рвоту, я пометался немного по «обезьяннику» и нашёл достаточно широкий промежуток между прутьями. Помучавшись минуты две, и немного помяв свою нарядную серо-палевую шкуру, я очутился прямо под столом, на котором лежал мой паспорт. Колченогий стул отлетел от удара лапы. Выпрыгнув из-под стола, я опёрся на него передними лапами, и бережно взял свой главный документ зубами. Потом попробовал взять и газету, но не получилось. Я решил не терять времени на газету, её можно было и наяву прочесть, я кинулся к незапертой двери. Сбив с ног возвращавшегося сержанта, я выскочил из милицейской дежурки. От упавшего сержанта улепётывала молоденькая девица откровенно привокзального вида. Сержант ошарашенно пытался смотреть в разные стороны сразу. Наверное, он решал за кем ему гнаться – за девицей или за наглым псом (но всё же оборотнем), неизвестно откуда взявшимся в его родной дежурке. Видно решив не бить ноги, сержант встал и, решительно сжав дубинку, двинулся в распахнутую дверь. Мне захотелось посмотреть на это представление, и я сел, бережно положив паспорт на пол, у стенки. Бесплатный цирк не заставил себя ждать.

Ровно через двадцать секунд мент вылетел обратно. С выпученными глазами он пробежался до эскалатора, ведущего на кольцо, потом сбегал до лестницы арбатско-покровской линии, наконец, с потерянным видом стал прямо у двери дежурки искать что-то в карманах. Нашёл он ключ от «обезьянника» и окончательно сник. Сняв фуражку, он шумно выдохнул и захлопнул за собой дверь. Я посмеялся. Со стороны это, наверное, звучало, как одобрительное ворчание. Маленький мальчик, которого мама тащила за руку, поинтересовался:
— Мама, а над чем собачка смеется?
Симпатичная, но замученная жизнью мама внимательно на меня посмотрела:
— Собачка не смеётся, — Мамаша улыбнулась, глядя на мою принявшую самый невинный вид морду. — собачка на тебя, Васечка, сердится, что ты не слушаешься маму.
— Не-е-е-ет! — Заканючил ребёнок. — Собачка не сердится — она добрая! Посмотри!
Зря, конечно, но когда мама посмотрела на меня, я улыбнулся и два раза отчётливо кивнул головой. У молодой женщины в глазах блеснул восторг, потом туманной дымкой отразилось недоумение, тёмной волной, идущей из глубины, промелькнула тревога и страх заставил её зрачки немного расшириться.
«Этого мне ещё не хватало, — Раздосадовано подумал я. — даже во сне».
Я выбежал из метро, проскользнув мимо ног какого-то медлительного полного старичка. Не забывая поглядывать по сторонам и сжимая в зубах паспорт, я бежал по Бережковской набережной в сторону моста. Сплошной поток машин и рыбаки на набережной мешали мне «переключить режим». Миновав застеклённый мост, я очутился в районе Пироговской. Укромных двориков в этой части города до сих пор хватало. В одном из них мне наконец-то удалось переложить паспорт в карман и размять усталые ноги. Наслаждаясь звуками своего голоса, я провозгласил в пространство:
— Стыдно, товарищ старший лейтенант, женщин с детьми пугаете, хоть и во сне. Совсем Вы разболтались, понимаешь, — И окончательно добивая себя несокрушимым аргументом добавил. — Вы вот, гражданские, если такие умные, что ж вы тогда строем-то не ходите?
Где-то на подходе к дому меня стало клонить в сон. Открыв тяжёлую дверь подъезда, я размышлял, где я мог прикемарить, приехав из Митино – на диване в гостиной или в спальне? Скорее всего, в гостиной, под работающий телевизор. Дома я переоделся в свои любимые джинсы, которые жена второй год грозится пустить на половые тряпки, и завалился на диван. Сон навалился на меня, как толща воды на затонувшее судно. Пробуждение было великолепным. Я проснулся от того, что кто-то погладил меня по щеке. Я блаженно потянулся и сел. Иришка смотрела на меня изучающе своими лукавыми серыми глазами. Обняв её за талию, я сказал:
— Ты представляешь, какие сны мне сняться, Иришка. Там, ты не поверишь...
Ирина меня довольно сердито прервала:
— Поверю, Янка, поверю, — Отпихнула меня она. — дай только туфли снять...