Боб Дринкинс поспорил на сто золотых монет с моряком, что проведёт в одиночестве ночь в его квартире. Слухами полнится земля, и местные жители поговаривали, что в доме у морячка – нечисто. Сам моряк поначалу не придавал значения тому, что говорят люди, мол, это всё бабьи сплетни и за много лет ничего сверхъестественного не замечал. Спал штурман крепко, особенно после выпитого стакана старой-доброй текиллы. Правда, мерещилось ему иногда во сне, что кто-то громко и отвратительно смеётся, совсем рядом... словно из другой комнаты. Но не придавал бравый моряк этому особого значения. Стены в квартире хрупкие, а когда соседи разгуляются и устроят сабантуй, так чего удивляться, что кто-то там гогочет, будто под самым носом сквозь стенку, невзирая на тёмное время суток. Так и жил моряк, страха не ведая, но однажды произошёл случай, который и его слегка ввёл в состояние душевного потрясения.
Пробудился морячок однажды глубокой ночью и устремился в ванную. Только свет включил, да так и замер на месте, как деревянный и побледнел, словно покойник. А уж бывалого морячка испугать со всеми его подвигами за широкой спиной мало кому удавалось. Видит он в зеркале странное существо. Вроде бы – человек, да только такой страшный и уродливый, что и назвать его по-людски язык не поворачивается. Всё лицо в шрамах, рубцах и язвах, кровью обагрено, а там, где крови нет – кожа белая, словно мука, и зубы гнилые вперёд выставлены как бы напоказ – на, мол, полюбуйся на меня. Моряк опешил и подумал тогда, что вот это оно и смеялось по ночам смехом зловещим, как дошло до него, что смех этот был совсем не весёлый, не как пьяницы на празднике весельем заливаются, а такой, будто торжествует над чужими страданиями проклятое пугало. Но вскоре исчезло видение... Ушёл призрак куда-то, отдалился, будто в глубину зеркала.
Пробудился морячок однажды глубокой ночью и устремился в ванную. Только свет включил, да так и замер на месте, как деревянный и побледнел, словно покойник. А уж бывалого морячка испугать со всеми его подвигами за широкой спиной мало кому удавалось. Видит он в зеркале странное существо. Вроде бы – человек, да только такой страшный и уродливый, что и назвать его по-людски язык не поворачивается. Всё лицо в шрамах, рубцах и язвах, кровью обагрено, а там, где крови нет – кожа белая, словно мука, и зубы гнилые вперёд выставлены как бы напоказ – на, мол, полюбуйся на меня. Моряк опешил и подумал тогда, что вот это оно и смеялось по ночам смехом зловещим, как дошло до него, что смех этот был совсем не весёлый, не как пьяницы на празднике весельем заливаются, а такой, будто торжествует над чужими страданиями проклятое пугало. Но вскоре исчезло видение... Ушёл призрак куда-то, отдалился, будто в глубину зеркала.