Страшные истории и мистические истории

С раннего детства каждого из нас учат помогать пожилым, не обижать слабых, уважать старших... Каждый день общество доказывает нам обратное.

Володя с детства был болезненным ребёнком. Родители его не были пьяницами: мать - стоматолог, отец - милиционер. Они старались растить сына интеллигентным и воспитанным человеком. В отличии от своих сверстников, парень не увлекался компьютерными играми. Он любил читать и читал всё, что попадало ему в руки не только по школьной программе, но и просто для души. Мальчишке намного интереснее было погрузиться в переживания главного героя из очередной книги, чем шататься по улицам и курить в подворотнях.

Матери подобное не очень нравилось и она часто выпроваживала Володю на улицу. Сверстники считали его странным и старались всячески задеть, так было не только в школе, но и на улице. Сначала это были обычные издёвки, потом начались побои. Он терпел и молчал, нельзя уподобляться маловоспитанным людям - так учила его мать.

Твари! Все твари! Вся моя семья твари, бесчувственные, жестокие существа. Да, я плохая, чмо, лохушка, уродина.
Но я такая из-за вас, вы меня такой сделали!!! Все люди - тьма, несущая зло! Да, я тоже человек, но я никогда не выставляла себя доброй душой. Я была жестокой всегда и везде! Эти мерзкие люди, из которых доброта льётся рекой, на самом деле они предатели, крысы, которые ждут выгодного момента напакостить.

Я всегда ненавидела мать и отца. Да, они дали мне жизнь, но постепенно её уничтожают. Мать - жуткая тиранка, отец - алкоголик. За каждую мелочь меня избивали, били палкой, обливали холодной водой и ржали, смотря на моё лицо.

Однажды я вернулась домой позже, чем надо. Мать с порога облила меня кипятком, отец начал снимать на камеру. Эта невыносимая боль пронзила мое тело, но они никогда, слышите, никогда не увидят мои слезы. Я закусила губу, чтобы ни одна слезинка не давала повода признавать мою слабость. Мать ударила меня с всей дури палкой, и я от неожиданной боли откусила губу. Мерзкая крыса, втихаря, зная мою беззащитность, ссыкливое чмо!

- Мистер Гонзалес! - позвал молодого сотрудника босс небольшой местной газеты Лос-Анджелеса.
- Да, сэр, - к шефу подошел молодой парень, двадцати двух лет от роду. Он недавно закончил факультет журналистики и устроился работать в эту редакцию.
- Вы должны взять интервью у одного интересного человека. Он называет себя уникальным - сказал шеф - Вот адрес. Срочно езжайте к нему, и завтра материал должен лежать у меня на столе.
- Хорошо, мистер Дуглас - сказал Гонзалес - Я возьму у него интервью.
- И, Энрике, он не любит ждать. В ваших же интересах добраться к нему быстрее.
Энрике вышел из здания редакции и направился к своему "Шевроле". Он сел в авто и включил радио, затем завел двигатель.
- Сегодня в Лос-Анджелесе немного прохладно, к вечеру синоптики прогнозируют грозу - раздалось из динамиков - А сейчас послушайте композицию группы Квин.

Я сутками просиживала перед выключенным телевизором. Показывали один и тот же фильм. Одинокая женщина спешит домой после посиделок у подруги. Душевно поговорили, выпили. Захотелось прогуляться, благо идти - всего два квартала. Поздняя осень, промозглый вечер. Под порывами холодного ветра женщина зябко кутается в модное пальто, не предназначенное для холодов. "Черт, надо было все-таки вызвать такси".
На развилке замирает. Не знает на что решиться. Пойти в обход или срезать? Почти стемнело, то тут, то там загораются фонари. Очередной порыв ветра заставляет ее поднять воротник. Хочется домой, в тепло. Принять ванну, выпить горячего чая. Она решается. Была - не была. Темный узкий проход встречает застарелым запахом мочи и страха. С одной стороны высокий серый забор какого-то промышленного предприятия. С другой - следит пустыми глазницами окон заброшенное здание. Вернуться, пока не поздно? Да всего-то метров пятьсот - и дома. А в обход еще минут двадцать. Она невольно ускоряет шаг, спотыкаясь на высоких каблуках, неприспособленных для прогулок. Вдалеке путеводной звездой светит одинокий фонарь. От быстрого шага сбивается дыхание. Под ногами хрустит битое стекло. Сердце болезненно сжимается. Еще немного. Уже виден выход. Но свет заслоняет фигура. Мужская. Страх парализует, из горла вырывается хрип. Снять туфли и бежать? Но под ногами стекло. "Может, он просто хочет пройти?" Фигура приближается, нависает. Последняя иллюзия тает, как дым. Она сопротивляется, вырывается, бьется, как пойманная в сети рыба. Но он - сильнее. Удар - и сознание меркнет.

В российском городе отец изнасилованной 14-летней девочки совершил возмездие над насильником прямо в зале суда. Посчитав вынесенный приговор слишком мягким, возмущенный родитель выхватил из-за пояса три самодельных метательных ножа. Один за другим он метнул их в преступника, словно в какую-то мишень.

Все произошло так быстро, что полицейский конвой, просто не успел среагировать.
Все три ножа угодили в цель, причем два из них попали в сердечную область, а третий боевой метательный нож пробил насильнику гортань.

Осужденный замертво свалился на месте. Мстителя тут же арестовали прямо в зале суда. Удовлетворенный содеянным, гражданин К. не сопротивлялся и добровольно отдал еще два метательных ножа.

Довольно ветреная погода преобладала в Нью-Йорке в этот осенний день. В здании университета в кабинете химии проводил урок Пётр Ильич. В этот момент нехотя поднял руку Роберт, чтобы ответить на несложный вопрос Петра Ильича. Роберт, худой красивый парень. Но не славится своей красотой. Девочкам, видите ли, он не нравится. Ответив на вопрос учителя, он сел. Пётр Ильич лишь только подошёл и постучал по голове Роберта.
- Что же ты такой тупой, а, Роберт? - говорил Пётр, стуча по голове смущённого парня. - Уже 9 класс заканчиваешь, а на самый простейший вопрос ответить не можешь. Ладно, разрешаю тебе шпаргалки носить, а то с тобой сидеть невозможно. Не знаю как твои родители ещё не распрощались с тобой и не отправили тебя в интернат. - После этого, Пётр Ильич пошёл к своему столу.

В зелёных глазах паренька можно было прочитать ненависть, стыд и жажду мести. Мало того, что унизил, так ещё эта тварь затронула его родителей. Месть крутилась у него в голове. Всё это он планировал сделать на днях. Как же? Он с давних пор знает, что Пётр живёт в классе. Это знает только он. Нет, его план не разболтать всем про его место жительства, это что-то получше.

Болотная тварь испустила еще один звериный вопль, похожий на трубный рев слона. Поднимая высокие волны, она устремилась вперед и протянула к Донни и Бекке огромные когтистые лапы.

Погрузив весла в воду, Донни изо всех сил раскачивал лодку из стороны в сторону. Бекка в отчаянии воткнула весла в песок и тянула... тянула... Но лодка глубоко зарылась носом в пологий песчаный холм и не двигалась с места. Подростки застыли, совершенно беспомощные, а чудовище неумолимо надвигалось на них, рыча и завывая.

И когда оно нависло над ними, раскинув лапы, скрежеща острыми зубами, их предсмертные крики эхом разнеслись среди корявых болотных деревьев, спугнув летучих мышей, которые, трепеща крыльями, тучей взвились в темное, беззвездное небо...

Я тебе смс, ты в ответ игнор,
Знаю, девичьих сердец ты вор,
Но я не такая дура, как все,
Ты умрёшь, это нравится мне.
Вот уже твоя квартира, звонок,
А я уже знаю, какой будет на могиле венок.
У меня в руке не нож, даже не шокер,
Обычный окурок, poker face, face poker.
Ты думаешь, что я пришла разбираться,
Но нет, я не привыкла так опускаться.
Прошло всего два часа, а ты уже готов,
Впервые помощи прошу не у демонов, а у богов.

Необычные случаи, о которых пойдёт речь ниже, произошли в больничных стационарах Екатеринбурга в разное время. О них мне рассказала хорошая знакомая Ирина, работающая медсестрой в одной из старых больниц. Случаи короткие, поэтому перескажу сразу три.

Нехорошая кровать

В гастроотделении, где Ирина трудится лет пятнадцать, медперсонал уже давно обратил внимание на необъяснимую череду смертей больных, которые лечились в одной из палат. Причём не всех подряд, а только тех, что лежали на определённой кровати. Палата рассчитана на шесть человек, заполняемость всегда стопроцентная, так как таких гастрохроников у нас пруд пруди. Но если большинство худо-бедно восстанавливалось после капельниц и таблеток и через положенные две недели вновь отправлялось поднимать с колен матушку-Русь, то тех, которым «посчастливилось» попасть на вторую, слева от входа в палату койку, выносили вперёд ногами или уже во время лечения, или вскорости после выписки.

Я ограждаю себя от общества людей. Ненавижу все эти лица, проходящие мимо, смотрящие на меня. Я готова вцепиться в любого, кто посмотрит в мои глаза. От ехидных, лицемерных, злых или счастливых и радостных взглядов моя личность просто в бешенстве. Признать, себя я тоже недолюбливаю, но черт с этим, думать о смерти и суициде слишком низко и ничтожно. Жалеть меня все равно никто не станет, а уж тем более сострадать. Все это связано, возможно, с тяжелым детством, хотя сейчас я принимаю это за урок.

Мой круг общения? Нулевой. О своих родителях я ничего не знаю, потому что росла в детском доме. Люди, которые растили меня, были зверьми, издевающимися над беззащитными детьми, уничтожая их прекрасные представления о жизни и будущем. Все те муки, пытки, что они испытывали, обошли меня стороной. Я была незаметной, пряталась в самых непредугаданных местах, ожидая в страхе своей очереди. Но этот кошмарный сон, кажется, закончился быстро. Меня выпустили оттуда, сопровождая фразой: "Так, как же тебя... кажется ты... кхм, молодец, отправляйся во взрослую жизнь. Тебя ждет много интересного, удачи". "Вот уж спасибо, слишком долго я ждала своей "взрослой" жизни", - подумала я тогда, перед тем, как покинуть стены этого отвратительного здания.