У Джилл сдали нервы. Весной она ощутила, что паника, точно споры плесени поразили её жизнь. Воспоминания о яме вспыхнули с новой силой, отчего казалось, что она только вчера выбралась оттуда. Она заколотила окна, стрясла с матери пятнадцать долларов на засовы и помимо своей комнаты укрепила и спальню сестры. С маниакальным блеском в глазах вооружённая бейсбольной битой она делала по вечерам обход дома. Соседи занервничали, и Кортни стала опасаться, что старшая дочь навредит Эни или ещё кому. Уговоры остановиться не помогали, пить занакс Джилл отказывалась. Паранойя довела до того, что она и на работе больше не показывалась.
Когда за Джилл приехали, всё, что она сказала напоследок, было: «Я знаю, он ждёт и скоро вернётся».
Теперь Джилл исполнилось девятнадцать, так что её отправили в отделение психиатрии для взрослых. Сначала в холле больницы Галстоуна её усадили в кресло-каталку, пристегнули руки и на лифте в сопровождении санитаров и врачей подняли на девятый этаж. Всё это сопровождали громыхание замков и лязг запоров. По пути Джилл насчитала шестерых вахтёров: даже в лифте сидел один, один возле, а далее у каждой двери. Отвезли её в западное крыло для буйных и склонных к суициду.
Когда за Джилл приехали, всё, что она сказала напоследок, было: «Я знаю, он ждёт и скоро вернётся».
Теперь Джилл исполнилось девятнадцать, так что её отправили в отделение психиатрии для взрослых. Сначала в холле больницы Галстоуна её усадили в кресло-каталку, пристегнули руки и на лифте в сопровождении санитаров и врачей подняли на девятый этаж. Всё это сопровождали громыхание замков и лязг запоров. По пути Джилл насчитала шестерых вахтёров: даже в лифте сидел один, один возле, а далее у каждой двери. Отвезли её в западное крыло для буйных и склонных к суициду.