Страшные истории и мистические истории

- Солнышко, ты опять привела меня в церковь? - С волнением спросила мама.
- О чем ты?
- Сейчас начнется, не стой в проходе.
Кто-то коснулся моего плеча. Это был священник. Мужчина стоял в ожидании, когда я сяду, чтобы сесть самому.
- Извините. - Промолвила я.
Началась месса, и шум голосов потихоньку стихал. Чтобы не мешать, я не долго думая села тоже. Священник начал свой разговор, но я и понятия не имела о чем он.
- Пути господни неисповедимы, как часто мы слышим эту фразу, верно? Кто-нибудь знает, что она значит?
Послышался мужской голос из толпы.
- Это значит, что мы не властны над своей судьбой!
- Это значит, дети мои, что мы не можем предугадать свою судьбу. И не можем понять причинно-следственные связи. Но время придет и вы все поймёте.
Я обернулась на громкий звон колоколов, когда я повернулась, то священник куда-то исчез, как и вся остальная толпа, пришедшая получить мессу.
- Мама? - Крикнула я, в то время как колокола звучали все громче.

Пошел просто прогуляться, подышать воздухом. Было где-то часов семь вечера, уже темно. Прогулка подходила к концу, шел по тихой улочке, справа от меня ряд частных домов, слева - пустырь и нитка газопровода. А впереди, минутах в пяти ходьбы, маленькая церквушка (мерзейшее, надо сказать, место). На улице темно и холодно, ветер в лицо, и капюшон на голове застегнутый. Улица не освещена в принципе, но около церквушки есть пара прожекторов, один на территории самой церкви (попы жируют), другой за соседним забором (там территория какая-то производственная). Это все для того, чтобы суть понятна была, теперь история.

Иду, никого не трогаю, бить не собираюсь, вообще в хорошем расположении духа. Слышу впереди какой-то шум, сначала просто свист (типичный такой, гопник гопника когда окликает), а потом какой-то разговор, слышу с трудом, слов не понимаю. Повторюсь, на голове шапка и капюшон, в морду лица дует ветер, так что, чтобы я слышал, орать нужно не слабо. Оглядываюсь, пытаюсь понять источник шума. Вижу - впереди около церквушки двое парней в черных куртках. Одного вижу хорошо, второго смутно, загораживает арка из трубы газопровода. Они как бы и не идут, и не стоят, т.е. двигаются, но с места не уходят. Меня это тогда не удивило, там тропинки, я думал, они петарды взрывать собираются. Иду дальше, парни в поле зрения. Внезапно порыв ветра, на секунду моргаю глазами, возвращаю взгляд и офигеваю. Никого нет!! Там, где только что стояли два парня - пустота. Огромный белый пустырь – там за пять минут из поля видимости не скроешься, не то что за секунду. Как сквозь землю провалились.

Раз ночью шёл мимо церкви школьный учитель и попался навстречу двенадцати разбойникам.
- Знаешь ли ты, - спросили разбойники, - где лежит та богатая пани, что с неделю назад померла в вашем местечке?
- Знаю; её похоронили в церковном склепе.

Разбойники пригрозили ему острым ножом и принудили идти с собою. Пришли к церковному склепу, выломали из окна железную решётку и спустили туда на кушаках школьного учителя.
- Открой, - говорят ему, - гробницу, сними у пани семь золотых перстней с драгоценными камнями и подай сюда.

Учитель открыл гробовую крышку и стал снимать с рук покойницы золотые перстни, шесть легко снял, а седьмого не может: пани сжала палец и не даёт кольца. Сказал он про то разбойникам, они кинули ему нож и приказывают:
- Отруби-ка ей палец!

- Молодой человек, пристегните, пожалуйста, ремень безопасности! - послышался рядом голос стюардессы.
Айзек молча подчинился, пристегнул ремень и приготовился к полёту. Ему особенно плохо было переносить этот момент - момент, когда самолёт только взлетает, каждую секунду Айзеку казалось, что он вот-вот рухнет вниз и не выживет никто. "Если помирать, то ближе к земле" - говорил он всегда сам себе, но сейчас отдельный случай: начальник выслал по работе в другой город, куда не добраться ни на машине, ни на поезде, поэтому пришлось лететь на ненавистном воздушном судне. Единственное, что хоть как-то утешает - полёт не должен занять много времени.
Наконец, когда самолёт оторвался от взлётно-посадочной полосы и взлетел, Айзек крепко вцепился в ручку кресла, зажмурился и начал вспоминать как всего несколько дней назад с друзьями отдыхал в баре - сейчас это помогало немного отвлечься и хотя бы не думать об авиакатастрофах.
Через несколько минут, когда самолёт поднялся достаточно высоко, Айзек немного расслабился и отпустил ручку кресла. Мысли о падении и о смерти всё ещё мелькали в его голове, и чтобы отвлечься от них полностью, Айзек устроился поудобнее, закрыл глаза и начал засыпать...

В один январьский вечер я шёл домой с тренировки. Спотыкнувшись об что-то, я обернулся посмотреть и упал лицом вниз, не чувствуя тела потерял сознание.

Очнулся я от того, что меня тащили за руки и за ноги в какое-то здание, как я понял позже, это была церковь, но зайдя внутрь это была совсем не церква, внутри висели люди на петлях, около двухсот человек, а на стенах была надписи что-то вроде: "Его нет, это выдумки"; "Он отрёкся от нас"; "Мы ему больше не нужны".

Я понял, что эти надписи говорят о боге, но через пару минут отключился, очнулся я в дряхлой одежде, прикованный к столу, на котором была куча крови и кости людей, я в панике дёргался и выворачивался, ко мне подошёл человек в капюшоне и промолвил: "Не бойся, я лишь спасу тебя" и открыл мои кандалы.

С детства Демьян не любил ходить в церковь. Ему там было скучно и невесело. Сиди себе на скамейке да слушай непонятные речи дьячка, выступающего перед благочестивой публикой. А потом разевай рот вместе с остальными детишками и подпевай псалмы и так - каждый вечер. Ну, какое это веселье? Демьяна силой и под угрозами наказания приводили в молитвенный дом, а если он препирался, то строгий отец хлестал его розгами по спине и ниже. Шло время, и Демьян вырос...

Никакому ремеслу толком он не обучился, на музыкальных инструментах играть не мог, работать не хотел. Ему больше всего нравилось прогуливаться в уединении поодаль от родного дома на окраине селения. Здесь он проводил много времени, прислушиваясь к окружающим звукам. Порою казалось ему, что деревья, размахивая от ветра ветвями, словно когтистыми лапами чудовищ, пытаются заговорить с ним и донести какое-то знание, о котором никто, кроме него, не догадывается. А однажды, после ссоры с отцом, он решил не ходить домой и разжёг костёр на вершине холма, чтобы заночевать под открытым небом Тот холм пользовался дурной славой и назывался – Бугор Астарот. В былые времена здесь возвышалась виселица, на которой были приговорены к смерти богоотступники. И Демьяну казалось той ночью, что он слышит чьи-то голоса и проклятия, доносившиеся из-под земли на том самом холме.

Эту историю мне рассказала бабушка. Родилась она в 1933 году в Челябинской области. Ее мать (мою прабабку) в 30-е годы посадили в тюрьму из-за того, что она ходила в церковь и пела на клиросе, и освободили уже после войны. Бабушку вместе со старшим братом забрала к себе их тетя. И так до конца войны они жили вместе. Далее со слов бабушки.

Жили мы в деревне, все друг друга знали, все со всеми здоровались, в гости ходили. Я была еще маленькая и не понимала до конца всех тех ужасов, которые творились в стране: сталинские репрессии, расстрелы, публичные судебные процессы. Да и не касалось нас это, слава Богу, мы жили в глухомани, возможно, это нас и спасло. Наша деревня была как бы главной, а к ней прилегали еще три маленьких села. Оттуда ходили к нам за покупками, дети - в школу. Работы почти не было, каждый жил в основном плодами своих садов и огородов. И была у нас церковь, чудом уцелевшая и действующая. Пока я была совсем крохой, тетя водила меня на службы, особенно мне запомнились вечера Чистого четверга, когда вся деревня шла домой с огоньками. Но когда я пошла в школу, нашу церковь все-таки закрыли - приехали Оттуда, Откуда Надо (так бабушка называет сотрудников НКВД), устроили погром, батюшку арестовали, колокола посбивали, иконы порубили, даже фрески на стенах - и те отскребли.

Жил давненько в нашей деревне мужик. Все звали его Макар Иваныч. Внешностью ничем не примечательный, обыкновенный северянин. Электриком работал, но это не так важно. В деревне поговаривали, будто он с нечистой силой знается. Колдовством грешит. Я слухи, сплетни серьёзно никогда не воспринимаю. Людям в деревне мало веселья, вот они и развлекаются. Но случилось так, что по осени умер Макар Иваныч. Горевала, наверно, только жена его. Остальные сочувствовали, а мне он хоть и земляк был, но чужой человек, поэтому его смерть меня не особо тронула.

Возвращалась я с фермы домой, поздновато, часу в десятом. У нас корова тогда заболела. Осенью темнает рано, до дома шесть километров, да еще небо затянуло. А потом вообще ливень пошёл. Я решила забежать под какую-нибудь крышу, чтоб переждать непогоду. Поблизости наша церковь оказалась. Дернула за дверь - открыто. Ну и зашла. А там пусто, только гроб с Макаром Иванычем стоял в полумраке тающих свечей. Я взяла новую свечу из коробки и поставила за упокой, раз уж случай с покойником свёл. Специально не зашла бы. Стояла в тишине перед святыми образами, только дождь барабанил снаружи.

С чего-то захотелось мне к покойному подойти. Просто посмотреть. Странное какое-то любопытство. Глянула на бледное лицо и о чем-то своем задумалась. И вдруг он сел. Я человек крепкий и склонный больше к рациональным объяснениям реальности, поэтому в первую очередь подумала, что жив Макар Иваныч, ошибка какая-то вышла. Хотела было помочь ему да людей позвать, но когда увидела его глаза... Они принадлежали кому угодно, только не живому человеку. Белесые, стеклянные с еле заметными точками вместо зрачков. Я испугалась, но не могла оторваться.

Ранней весной Коля бомжевал на вокзале. Это было мрачное, ненавистное время. В пасмурную погоду сильно болела правая часть головы, и в глазу расплывались тошнотворные коричневые круги - последствие давнего сотрясения мозга. Когда-то в тесной забегаловке возле «Привоза» Коля получил удар бутылкой в лоб, подробностей в потертой памяти не сохранилось, всплывала только проникновенная пьяная ругань, дополненная оглушающим ударом, теплая, густая кровь, заливающая глаза и состояние шокового блаженства, сулившего надежду, что вот, наконец-то отмучился. Потом тяжкое похмелье в сыром подвале, тошнило, внешний мир давил сознание. Всякий раз, как только Коля приподымал голову, незримые черти дергали мозг железными крюками, мучительно больно было открывать глаза и видеть свет из узенького окошка. Он стонал громко в голос, ныл сухими слезами, подползая к текущей трубе и ловя сухим, как щепка, языком ржавую воду. Вечные муки, без возможности умереть, были слишком большим испытанием для его почти несуществующей воли, и Коля ныл, как запертый в чулане ребенок, призывая на свою голову любые беды, но только не эту боль, не эту западню. Никто не помог ему, но и не наказал. Кому захочется устраивать возню в полутемном вонючем погребе? Кроме редких нервных выкриков малость озадаченных жильцов, долетевших со двора, большего внимания он не заслужил.

У одного мальчика Жеки была днюха. Он любил пощекотить себе нервы, поэтому решил посетить давно заброшенную церковь. Жека собрал компанию из своих дружбанов и они пошли развлекаться.

Сначала всё шло нормально, ничего странного не происходило, пока что... Друзья шли по коридору, который казался ужасно длинным, как будто бы он никогда не кончится. Прошло 10 минут, а дружбаны всё шли по дороге. Они уже решили повернуть назад, как вдруг что-то пошло не так. Все услышали какой-то странный шорох, как будто бы кто-то шёл за друзьями. Понимая это, они побежали на выход, но дверь оказалась закрытой (да, она всё ещё была, ну а что, такого быть не может?). Они попытались выломать дверь, но она была слишком крепкой. У друзей был только один выбор, искать другой выход.

Они обернулись и увидели нечто. Перед ними стоял человек с капюшоном на голове. Жека и его дружбаны решили прорваться, но у них не получилось... Один из них умер (всего дружбанов, включая Жеку, было 5), это был не главный чувак. Уже 4 друга побежали дальше, но и там их снова нашел подозрительный чувачело.