Два дня прошли немного в другом темпе. Я радовался каждый раз, как в дверном проеме появлялась Елена Викторовна с улыбкой на лице. Мы с ней стали не разлей вода. Даже когда с ней просился Игорь, который послушал мой совет и сходил к главврачу и начал работать, она отказывала ему и забирала меня. Мы много беседовали на разные темы от семейных смешных неурядиц до настоящих драм на работе или личной жизни. В один из дней женщина открыла один секрет, который не рассказывала даже мужу. Оказывается, в юношестве она тоже лежала в этой больнице. У нее случился нервный срыв из-за парня и ее определили именно в это отделение. Она рассказывала, что парень в целом был положительный, дарил цветы, подкидывал письма под дверь со стихами неоднократно, говорил о любви к ней каждый вечер. Но вот что все это меняло в одночасье, это алкоголь. Парень не мог отказать себе в довольствие распить несколько банок пива вечером. Сначала ей это не мешало с ним встречаться и гулять по району вечерами, но вскоре парень начал увеличивать количество. Иногда он приходил уже пьяным к ней домой и звал ее гулять. Бывало, что она сама приходила на место встречи. Но вскоре он совсем погрузился на дно пивной банки и не то чтобы приходить за ней, он даже не шел с ней гулять, оправдываясь тем, что его дружки хотят песен на его гитаре. Девушку это все окончательно довело, и в один из вечеров она отвела его в сторонку и просто спросила «Что тебе важнее - я или банка пива?». На что парень поднял полупустую алюминиевую тару и, сказав «Она», развернулся и пошел к дружкам. В этот момент я понял до чего доводит пьянка. Ведь я тоже поссорился с девушкой из-за этого и я даже не знаю, что с ней было дальше, может, и она провела месяц в этой больнице.
Ненависть к этому отделению почти пропала, так же как и тоска по дому. Я просто перестал думать, что нахожусь в специализированном заведении, а представил, что я просто работаю вахтовым режимом, благо работы здесь мне хватало. С таким убеждением я помог на кухне чем мог и присел в холле на лавочку и смотрел телевизор. На голубом экране крутили клип группы «Queen» - «I want to break free». О чем-то думать мне не хотелось, ни о хорошем и не о плохом, я просто слушал знакомую мне мелодию. Вдруг, как раскат грома в дождливую погоду, по коридору раздался звук аплодисментов. Такое, в этом отделении я слышал впервые. Пациенты, те, что были более адекватны, проходили в сторону туалета с улыбками на губах. Один из них даже крикнул, что угощает сигаретами. В полном ошеломлении я встал и прошел в сторону коридора. Из-за угла выскочил Алик и, попросив сесть на скамью сел рядом.
- Ты слышал? – Громко, с улыбкой на лице спросил он.
- Да слышал, кто-то хлопал в ладоши. – Удивленно ответил я.
- Да нет! У нас главврач сменился.
- Как сменился?
- Сару Альфредовну повысили. – Не переставая улыбаться, ответил он.
- Как повысили? А кто теперь главврач?
- Сказали, что на ее место пришла зав отделения из женского корпуса. Говорят, что она очень добросовестно относится к своим пациентам и никого не держит больше месяца! Понимаешь к чему я виду?
- Конечно! Теперь вас отпустят? – Спросил я и почувствовал, как ком подкатил к горлу.
- Вот именно! – Крикнул он и, встав, пошел к туалету.
Слушая как веселится все отделение в коридоре, я уже сидел на своей койке, обняв колени. Ком в горле не прошел, он наоборот усилился. Вас-то выпустят, а вот мне торчать еще три недели! Веселье всего отделение еще больше печалило меня. Я понимал, что сейчас чувствуют пациенты, их радости не было придела, проторчать здесь полгода это невыносимая каторга, тем более с таким главврачом.
В палате было пусто, лишь один я сидел так же на кровати. Веселье в коридоре набирало большие обороты. Все искренне поздравляли друг друга. Да что там пациенты, даже медперсонал ходил с улыбкой на лице. Игорь так же весело ходил взад-вперед по коридору и что-то выкрикивал. Эх, какой же он наивный. Мне стало жаль его, ведь горечь правды сильнее бьет только после сладкой лжи.
Время подходило к обеду. Веселье в коридоре поутихло. Санитары попросили успокоиться всех и разойтись по палатам. Тех, кто не подчинялся этой просьбе, сопровождали сами мужчины в бирюзовых халатах, но не заковывали на вязки, а просили товарищей по палате присмотреть за ним. И лишь только одного Диму пришлось насильно положить на кровать, у него из-за этой суматохи случился приступ. Вообще говорят, что он плохо реагирует на большое скопление людей, это одна из разновидности шизофрении. Первый приступ у него случился еще в юношестве, он был с девушкой в городском парке. Они подошли к мини сцене, на которой выступала местная рок-группа и когда музыканты начали играть песни группы «Кино», весь парк собрался у сцены, он упал в обморок и очнулся уже в этом отделении. Как проходил приступ не помнят даже старожилы этой больницы, некоторые предполагают, что его попросту затоптала большая толпа после того как он очнулся. Есть так же предположение что он сам начал на кого-то кидаться, но ответа точного не знал даже сам Дима. И вот он теперь лежит закованный в тряпочные наручники и все что он может произнести - это слово «Люди», причем произносит громко и циклично.
Я лежал и смотрел в потолок. Выкрики Димы уже невозможно было слушать. И почему санитары не вколют ему хотя бы успокоительное? Я представляю, что чувствуют сейчас пациенты, которые лежат с ним в первой палате, если даже здесь его звонкий голос проникал в самый мозг. Скорее всего, его не хотят успокаивать по той причине, что он ночью может так же начать кричать, а лекарство можно вводить только раз в сутки. И вот я уже потянул руки за подушкой, что бы закрыть ею уши, как услышал свое имя. Резко поднявшись на локти и посмотрев в сторону дверного проема, я увидел Елену Викторовну, она, зовя, махнула мне рукой и я, встав, быстро пошел за ней.
Как обычно мы не разговаривали, пока еще находились в здании, я не знал, почему она говорила со мной только во дворе, да и спрашивать про это не хотелось. И вот, миновав дверной проем, она остановила меня на том самом месте, где я вдыхал сладостный запах свободы. Я по привычке посмотрел на зеленые деревья, перевел взгляд на свежескошенную траву и посмотрел на нее. Улыбку, которая мне тоже придавала радости, я не увидел, в место нее грустное лицо женщины.
- Что-то случилось? – Осторожно спросил я.
- Ты же слышал новость про Сару Альфредовну? – В ответ, печально спросила женщина
- Да, слышал.
- Эм, как бы спросить это помягче ты понимаешь, что будет с пациентами?
- Вы, наверное, хотели спросить, что будет со мной? – Она в ответ только кивнула. – Не переживайте, я понимаю, что меня не сразу выпустят. Я понимаю что мне все равно лежать как минимум пару недель.
- Я очень рада, что ты это понимаешь, правда, искренни рада. – Произнесла она, но лицо ее не поменялось.
- Я вижу, что вас еще что-то тревожит. – Опять с осторожностью сказал я.
- Дело в том... - С этими словами резко отвернулась и заплакала.
- Что случилось? Вы в порядке? – Я растерялся и не знал что сказать. На что она повернулась ко мне, вытирая слезы.
- Дело в том, что мы, наверное, больше не увидимся. По крайней мере, в стенах этой больницы. – От услышанного меня бросило в дрожь.
- Как не увидимся? Почему? – Чуть повысив тон от удивления, спросил я.
- Последним распоряжением Сары Альфредовной перед повышением, было уволить меня по статье за невыполнением трудовых норм. – Со слезами на глазах ответила она.
- Но как же так? – В моем горле опять образовался ком. – Она не имеет права! Это произвол!
- Увы, Кирилл, уже ничего не исправишь.
- Это несправедливо! Я пожалуюсь на нее за это.
- Не вздумай! – Резко отрезала Елена Викторовна. – Не порть себе жизнь. То, что меня уволят, это уже неизбежно, но тебе из-за этого не нужно портить отношения с руководством. Если ты покажешь себя с такой стороны новому главврачу, тебя попросту закроют еще на месяц.
- Но это правда несправедливо. - Сказал я и опустил голову.
- Давай просто помнить друг о друге. – Положив руку мне на плечо, сказала она. – Может, мы еще встретимся в городе, тем более, что мы с одного района. – В ответ я только кивнул, не поднимая голову. – Ну, а теперь пойдем, давай проведем последний день так же, как и раньше, в дружеской обстановке.
«В дружеской обстановке»? Я могу, нет, даже обязан удовлетворить ее просьбу, вот только это будет очень тяжело. И как можно уволить человека отдавшего самые лучшие дни этому заведению? Ведь она начала работать почти сразу, как закончила учебу. Я у нее не спрашивал, сколько ей лет, да и такое некрасиво спрашивать у женщин, но на вид ей было около пятидесяти, получается, она проработала здесь двадцать пять лет или больше. И после такого стажа уволить по статье это подло. А еще мне не давал покоя вопрос, почему ее уволили. Ведь работала она добросовестно, ни каких нареканий со стороны ее непосредственного начальства не было, сотрудники все откликались о ней хорошо, да и пациенты никогда не говорили о ней плохо. И тут оставались два варианта: Или пропихнуть своего человека на ее место, только вот это место не из перспективных. Либо попросту из-за завести, что к ней все так относятся. Об этом я думал весь оставшийся день.
В тихий час крики Димы уже утихли. Толи ему все же вкололи какое-то лекарство, толи он сам уснул, хотя второй вариант был маловероятен. Я лежал в своей койке и читал книгу. Палата только спустя полчаса забылась сном, после отбоя. Слабое сопение своих товарищей не мешало моему чтению, а вот мысли да. Я думал про Елену Викторовну. Мысли были разные, от простого, как бы ее подбодрить и скрасить последний день работы, до таких, что бы добиться правды от начальства и все же вывести Сару Альфредовну на чистую воду. Но второе было только мыслями, я не мог подвести свою, не побоюсь этого слова, подругу. Ведь я не только испорчу ей отношение с сотрудниками и постояльцами этого заведения, а еще испорчу ей последний день, который я пообещал ей провести душевно и по-дружески.
Пытаясь бороться с мыслями и даже гнать их от себя, я не заметил, как пролистал пять страниц книги. Читать книгу-то я читал, а вот сути слов понять и запомнить не смог. Перелистывать назад и заново читать я не стал, а просто отложил ее на подоконник и смотрел просто в потолок. Мне это напомнило ситуации, которые были со мной очень часто, а именно это, когда по вечерам в хорошем алкогольном опьянении садился за компьютер и смотрел какие-то приколы или фильмы. В этот момент я понимал, что я смотрю и даже вникал в них, но вот только на утро я все это напрочь забывал. И вот открываю я утром ролик с пометкой просмотрено, а веселья от приколов в нем нет, потому что я их уже видел, но и пересматривать тоже хотелось, потому что не помнил, что будет дальше. Вот и сейчас я проскочил глазами, по словам а, понять ничего не смог.
Прошло немного времени, я лежал на койке. Спина уже начала ныть в районе лопаток, но вместо того, чтобы повернуться со спины на бок, я решил встать и поглядеть в окно. За стеклом с решеткой была пасмурная погода. По тротуару люди ходили, не замечая этой хмурости погоды уставившись в свои телефоны. И лишь только маленький мальчик лет семи пробежал по асфальтовому покрытию, играя с футбольным мячом. Потом я перевел взгляд в сад с деревьями под нашим окном, там, на удивление, гуляла небольшая компания в синих одеяниях во главе с санитаром. Мужчины слонялись средь деревьев. Кто-то стоял небольшой группой и разговаривал. Но меня заинтересовал один пациент, который сидел в стороне на корточках и что-то выводил пальцем на кучке пыли. Сначала в его рисунках я видел кривые очертания птиц или кошек. Он стирал свое художество, едва доведя последнюю линию. Но вскоре я начал замечать что-то странное, линии стали дрожать и из них вырисовывались языки огня. Сначала очень редкие, но вскоре они стали все чаще. Рука его стала дрожать, и пламя превращалось во что-то непонятное. Но странности на этом не прекратились, мужчина стер все то, что он сотворил, и уже не дрожащей рукой аккуратно вывел большой оскаленный человеческий череп. Я от увиденного опешил. Мужчина, доведя последнюю линию, замер и не шевелился минуту. Я понял, это начинается приступ, у многих пациентов случалось именно такое, после чего они начинали кричать, падать на землю, биться в конвульсиях и пускать пену. Это лицезреть мне не очень хотелось и я, отвернувшись, сел на свою кровать. Я ждал, когда начнется паника за окном, и санитар будет звать сотрудников или просить других людей. Но, на удивление, все было тихо. Ни криков о помощи, ни просто, каких-то возгласов. Мне стало интересно, что же там происходит, и я вновь поднялся. Каково же было мое удивление и даже паника, когда я взглянул в сторону сада. Мужчина стоял, повернувшись к нашему корпусу, с опущенной головой и руками по швам. Он просто стоял не шевелясь, мне даже показалось, что он не дышит. Спустя десять или более секунд он медленно начал поднимать руку в моем направлении. Его рука была словно из стали, не шевелилась в стороны, не дрожала, что часто бывает у пациентов, он просто очень медленно вел ее вверх. Пальцы были сложены в указании вперед. Голова была по-прежнему опущена. Он поднял руку до указания на мое окно и остановился. Мужчина был будто статуя, не шевелился, его рука по-прежнему не дрожала. Санитар увидел это действо и подошел к нему. Что он говорил пациенту, я не слышал, но вот только он попробовал опустить его руку, и это оказалось тщетно. Вдруг постоялец вскинул голову и уставился на меня. Он начал громко кричать и в этом крике повторялась фраза «Огонь! Ты сейчас сгоришь!». С этим звуком в ушах я почувствовал, как в ноздри пробрался дым. Я не знал что делать, повернуться и увидеть палату в дыму, не было сил. Но все же я обернулся и от увиденного у меня свалился камень с сердца. Дым был от сигареты, которую нервный пациент закурил возле мусорного ведра, поскольку во время тихого часа нельзя было выходить из палаты. Вернув взгляд к окну, я увидел, что человека, у которого всего лишь случился приступ, уже вели в сторону больницы.
Куривший мужчина уже спал в своей кровати. Я вспоминал все увиденное. Скорее всего, это было случайное сочетание обстоятельств. Насколько я помню из рассказов Алика, да и, видя это воочию, как пациенты в приступах часто проживали какое-то происшествие из прошлого. Возможно, этот мужчина стал свидетелем пожара, в котором случилось что-то ужасное, возможно он был жертвой этого пожара. Так или иначе, это было просто случайностью, в которой я стоял у окна и пациент заметил это. Я даже вспомнил свой первый приступ, я ведь захлебывался неощущаемой водой и слышал крики брата где-то сверху. И с этой мыслью я вспомнил случай из детства, когда мой брат начал тонуть после того как его скинули с катамарана где то на глубине. После того как я услышал его крики о помощи, я сорвался с места и побежал к нему. Доплыв до места, я посадил его на плечи и пошел по дну. Я не помню, сколько я шел по илистой почве, может секунд десять, а может и минуту, вот только я слышал крики о помощи моего брата уже отчетливо. В итоге я донес его до самого берега. Бедняга так испугался, что вцепившись мне в волосы не слазил до того момента пока я не подошел к нашей палатке. После, будучи став уже взрослее, брат говорил, что я очень долго был подводой, и ему стало уже страшно за меня, из-за этого он дергал меня за волосы. Единственное, чего я не помнил, да и потом не понимал, куда смотрели взрослые, которые плыли на катамаране и где была вся наша родня.
Лежа на кровати и уже погрузившись с головой в чтение, я услышал знакомый голос, зовущий меня по имени. Елена Викторовна стояла в дверном проеме нашей палаты и как то печально смотрела на меня. Я не стал задавать вопросы пока мы не вышли из корпуса. Но выйдя сквозь деревянную дверь, мы не остановились в привычном мне месте. На вопрос, что случилось, она ответила, что сейчас нам лучше поторопится. Странно, она с первого дня нашего знакомства останавливала меня именно здесь. Но все прояснилось когда, забрав чан с компотом и подносом запеканок, мы пошли назад и остановились у скамейки которая стояла ровно на полдороги от столовой до корпуса.
- Присядь, Кирилл. – Попросила меня женщина и села на местами сломанную деревянную лавку.
- Что-то произошло? - Спросил я, но потом понял как глупо звучал вопрос в связи с последним днем ее работы.
- Ты знаешь, я сегодня, сидя в подсобке, совсем одна, поняла кое-что. Я всегда думала, что держаться за свою работу и преданно относится к своим обязанностям - это и есть главное в жизни. Я плевала на мужа, когда он просил меня отпроситься и съездить с ним куда-то, черт, я даже не смогла пойти на первый звонок своего сына из-за этой работы, за что не могу себя простить до сих пор. Я удивлялась, как же могут молодые санитары или медсестры, отработав всего месяц в этом отделении, просить подменить их или вовсе отпрашиваются у главврачей. И причем многие из них работали здесь год и уходили, а потом я узнавала, что эти девчонки уже работают, где то врачами и даже зав отделением. Так вот, мое увольнение не останавливает земной шар, надо просто найти работу, где будут ценить мой труд, а не вытирать об меня ноги. Понимаешь? – Спросила она, глядя мне в глаза.
- Я вас очень понимаю. – Я хотел продолжить и рассказать, что то про свою работу, но не стал.
- Так вот, я, еще сегодня утром узнав про свое, не побоюсь этого слова, изгнание, рыдала все в той же подсобке. Но теперь я поняла, я найду новую работу, и плевать мне здесь на всех кроме тебя!
- Почему кроме меня? – Немного удивленно спросил я.
- Ты - настоящий человек! И я рада, что мы встретились, хотя наше общение прошло не долго. Вот возьми. – Она протянула мне маленький бумажный листок. – Это мой номер телефона и адрес. Я буду, рада увидеть тебя у себя в гостях, когда выпишешься. Ну, или хотя бы поговорить по телефону.
- Я обязательно зайду к вам в гости. – Взяв листок, ответил я и увидел, как с ее глаза покатилась слезинка. – А еще я уверен, что вы вскоре найдете работу во много раз лучше, чем здесь!
- Спасибо тебе. – Она вытерла капельку на щеке. – Ну а теперь пойдем, пациенты кушать хотят. – Она улыбнулась и встала с деревянного покрытия.
После полдника я стоял у своей палаты и ждал когда появиться женщина со светлыми кудрями и в зеленом халате. Время шло, пациенты, уже поуспокоившись, но все же с улыбками на губах ходили в зад вперед по коридору. Отсюда были хорошо видны часы, и я переживал с каждой минутой все сильней, не видя знакомый силуэт. Вот уже прошло двадцать минут, а ее все не было. Вместо Елены Викторовны, подойдя сзади, похлопал по плечу Алик.
- Друг, пойдем присядем. – Он указал на пустую лавочку.
- Извини Алик не могу, я жду Е...
- Елена Викторовна не придет. – Перебил он меня. – Да и тару отнес Игорь.
- Что значит "не придет"?! – От удивления я подавился слюной.
- Пойдем, я все расскажу. – Он взял меня под локоть и повел к лавке.
- Ну, рассказывай, не томи. – Сказал я усевшись.
- Ты знаешь, что ее уволили по статье?
- Да, знаю.
- А ты знаешь из-за чего? – Я отрицательно покачал головой. – Из-за тебя.
- Что значит "из-за меня"!? – От удивления я не заметил, как встал.
- Да ты не строй из себя невинность. – Он взял меня за локоть и потянул в низ. – Вы ведь с ней как бы сдружились?
- Что значит "как бы"? – Я сильно повысил тон.
- Да ты не кричи. Думал никто не узнает, что она тебя на пару минут останавливала подышать воздухом и поговорить? – Я промолчал в ответ. – Ну, так это место было прямо под окном ординаторской. Вас с ней заметила Сара Альфредовна, как вы прохлаждаетесь.
- Но мы же не знали!
- Знали, не знали, какая разница. Ты должен был выполнять свою работу! – Он повысил тон до крика. – А теперь из-за тебя уволили хорошего сотрудника! Короче. – Он смягчился. – Теперь просто знай это и живи с этим. – Он резко встал и пошел в сторону туалета.
- Ты слышал? – Громко, с улыбкой на лице спросил он.
- Да слышал, кто-то хлопал в ладоши. – Удивленно ответил я.
- Да нет! У нас главврач сменился.
- Как сменился?
- Сару Альфредовну повысили. – Не переставая улыбаться, ответил он.
- Как повысили? А кто теперь главврач?
- Сказали, что на ее место пришла зав отделения из женского корпуса. Говорят, что она очень добросовестно относится к своим пациентам и никого не держит больше месяца! Понимаешь к чему я виду?
- Конечно! Теперь вас отпустят? – Спросил я и почувствовал, как ком подкатил к горлу.
- Вот именно! – Крикнул он и, встав, пошел к туалету.
Слушая как веселится все отделение в коридоре, я уже сидел на своей койке, обняв колени. Ком в горле не прошел, он наоборот усилился. Вас-то выпустят, а вот мне торчать еще три недели! Веселье всего отделение еще больше печалило меня. Я понимал, что сейчас чувствуют пациенты, их радости не было придела, проторчать здесь полгода это невыносимая каторга, тем более с таким главврачом.
В палате было пусто, лишь один я сидел так же на кровати. Веселье в коридоре набирало большие обороты. Все искренне поздравляли друг друга. Да что там пациенты, даже медперсонал ходил с улыбкой на лице. Игорь так же весело ходил взад-вперед по коридору и что-то выкрикивал. Эх, какой же он наивный. Мне стало жаль его, ведь горечь правды сильнее бьет только после сладкой лжи.
Время подходило к обеду. Веселье в коридоре поутихло. Санитары попросили успокоиться всех и разойтись по палатам. Тех, кто не подчинялся этой просьбе, сопровождали сами мужчины в бирюзовых халатах, но не заковывали на вязки, а просили товарищей по палате присмотреть за ним. И лишь только одного Диму пришлось насильно положить на кровать, у него из-за этой суматохи случился приступ. Вообще говорят, что он плохо реагирует на большое скопление людей, это одна из разновидности шизофрении. Первый приступ у него случился еще в юношестве, он был с девушкой в городском парке. Они подошли к мини сцене, на которой выступала местная рок-группа и когда музыканты начали играть песни группы «Кино», весь парк собрался у сцены, он упал в обморок и очнулся уже в этом отделении. Как проходил приступ не помнят даже старожилы этой больницы, некоторые предполагают, что его попросту затоптала большая толпа после того как он очнулся. Есть так же предположение что он сам начал на кого-то кидаться, но ответа точного не знал даже сам Дима. И вот он теперь лежит закованный в тряпочные наручники и все что он может произнести - это слово «Люди», причем произносит громко и циклично.
Я лежал и смотрел в потолок. Выкрики Димы уже невозможно было слушать. И почему санитары не вколют ему хотя бы успокоительное? Я представляю, что чувствуют сейчас пациенты, которые лежат с ним в первой палате, если даже здесь его звонкий голос проникал в самый мозг. Скорее всего, его не хотят успокаивать по той причине, что он ночью может так же начать кричать, а лекарство можно вводить только раз в сутки. И вот я уже потянул руки за подушкой, что бы закрыть ею уши, как услышал свое имя. Резко поднявшись на локти и посмотрев в сторону дверного проема, я увидел Елену Викторовну, она, зовя, махнула мне рукой и я, встав, быстро пошел за ней.
Как обычно мы не разговаривали, пока еще находились в здании, я не знал, почему она говорила со мной только во дворе, да и спрашивать про это не хотелось. И вот, миновав дверной проем, она остановила меня на том самом месте, где я вдыхал сладостный запах свободы. Я по привычке посмотрел на зеленые деревья, перевел взгляд на свежескошенную траву и посмотрел на нее. Улыбку, которая мне тоже придавала радости, я не увидел, в место нее грустное лицо женщины.
- Что-то случилось? – Осторожно спросил я.
- Ты же слышал новость про Сару Альфредовну? – В ответ, печально спросила женщина
- Да, слышал.
- Эм, как бы спросить это помягче ты понимаешь, что будет с пациентами?
- Вы, наверное, хотели спросить, что будет со мной? – Она в ответ только кивнула. – Не переживайте, я понимаю, что меня не сразу выпустят. Я понимаю что мне все равно лежать как минимум пару недель.
- Я очень рада, что ты это понимаешь, правда, искренни рада. – Произнесла она, но лицо ее не поменялось.
- Я вижу, что вас еще что-то тревожит. – Опять с осторожностью сказал я.
- Дело в том... - С этими словами резко отвернулась и заплакала.
- Что случилось? Вы в порядке? – Я растерялся и не знал что сказать. На что она повернулась ко мне, вытирая слезы.
- Дело в том, что мы, наверное, больше не увидимся. По крайней мере, в стенах этой больницы. – От услышанного меня бросило в дрожь.
- Как не увидимся? Почему? – Чуть повысив тон от удивления, спросил я.
- Последним распоряжением Сары Альфредовной перед повышением, было уволить меня по статье за невыполнением трудовых норм. – Со слезами на глазах ответила она.
- Но как же так? – В моем горле опять образовался ком. – Она не имеет права! Это произвол!
- Увы, Кирилл, уже ничего не исправишь.
- Это несправедливо! Я пожалуюсь на нее за это.
- Не вздумай! – Резко отрезала Елена Викторовна. – Не порть себе жизнь. То, что меня уволят, это уже неизбежно, но тебе из-за этого не нужно портить отношения с руководством. Если ты покажешь себя с такой стороны новому главврачу, тебя попросту закроют еще на месяц.
- Но это правда несправедливо. - Сказал я и опустил голову.
- Давай просто помнить друг о друге. – Положив руку мне на плечо, сказала она. – Может, мы еще встретимся в городе, тем более, что мы с одного района. – В ответ я только кивнул, не поднимая голову. – Ну, а теперь пойдем, давай проведем последний день так же, как и раньше, в дружеской обстановке.
«В дружеской обстановке»? Я могу, нет, даже обязан удовлетворить ее просьбу, вот только это будет очень тяжело. И как можно уволить человека отдавшего самые лучшие дни этому заведению? Ведь она начала работать почти сразу, как закончила учебу. Я у нее не спрашивал, сколько ей лет, да и такое некрасиво спрашивать у женщин, но на вид ей было около пятидесяти, получается, она проработала здесь двадцать пять лет или больше. И после такого стажа уволить по статье это подло. А еще мне не давал покоя вопрос, почему ее уволили. Ведь работала она добросовестно, ни каких нареканий со стороны ее непосредственного начальства не было, сотрудники все откликались о ней хорошо, да и пациенты никогда не говорили о ней плохо. И тут оставались два варианта: Или пропихнуть своего человека на ее место, только вот это место не из перспективных. Либо попросту из-за завести, что к ней все так относятся. Об этом я думал весь оставшийся день.
В тихий час крики Димы уже утихли. Толи ему все же вкололи какое-то лекарство, толи он сам уснул, хотя второй вариант был маловероятен. Я лежал в своей койке и читал книгу. Палата только спустя полчаса забылась сном, после отбоя. Слабое сопение своих товарищей не мешало моему чтению, а вот мысли да. Я думал про Елену Викторовну. Мысли были разные, от простого, как бы ее подбодрить и скрасить последний день работы, до таких, что бы добиться правды от начальства и все же вывести Сару Альфредовну на чистую воду. Но второе было только мыслями, я не мог подвести свою, не побоюсь этого слова, подругу. Ведь я не только испорчу ей отношение с сотрудниками и постояльцами этого заведения, а еще испорчу ей последний день, который я пообещал ей провести душевно и по-дружески.
Пытаясь бороться с мыслями и даже гнать их от себя, я не заметил, как пролистал пять страниц книги. Читать книгу-то я читал, а вот сути слов понять и запомнить не смог. Перелистывать назад и заново читать я не стал, а просто отложил ее на подоконник и смотрел просто в потолок. Мне это напомнило ситуации, которые были со мной очень часто, а именно это, когда по вечерам в хорошем алкогольном опьянении садился за компьютер и смотрел какие-то приколы или фильмы. В этот момент я понимал, что я смотрю и даже вникал в них, но вот только на утро я все это напрочь забывал. И вот открываю я утром ролик с пометкой просмотрено, а веселья от приколов в нем нет, потому что я их уже видел, но и пересматривать тоже хотелось, потому что не помнил, что будет дальше. Вот и сейчас я проскочил глазами, по словам а, понять ничего не смог.
Прошло немного времени, я лежал на койке. Спина уже начала ныть в районе лопаток, но вместо того, чтобы повернуться со спины на бок, я решил встать и поглядеть в окно. За стеклом с решеткой была пасмурная погода. По тротуару люди ходили, не замечая этой хмурости погоды уставившись в свои телефоны. И лишь только маленький мальчик лет семи пробежал по асфальтовому покрытию, играя с футбольным мячом. Потом я перевел взгляд в сад с деревьями под нашим окном, там, на удивление, гуляла небольшая компания в синих одеяниях во главе с санитаром. Мужчины слонялись средь деревьев. Кто-то стоял небольшой группой и разговаривал. Но меня заинтересовал один пациент, который сидел в стороне на корточках и что-то выводил пальцем на кучке пыли. Сначала в его рисунках я видел кривые очертания птиц или кошек. Он стирал свое художество, едва доведя последнюю линию. Но вскоре я начал замечать что-то странное, линии стали дрожать и из них вырисовывались языки огня. Сначала очень редкие, но вскоре они стали все чаще. Рука его стала дрожать, и пламя превращалось во что-то непонятное. Но странности на этом не прекратились, мужчина стер все то, что он сотворил, и уже не дрожащей рукой аккуратно вывел большой оскаленный человеческий череп. Я от увиденного опешил. Мужчина, доведя последнюю линию, замер и не шевелился минуту. Я понял, это начинается приступ, у многих пациентов случалось именно такое, после чего они начинали кричать, падать на землю, биться в конвульсиях и пускать пену. Это лицезреть мне не очень хотелось и я, отвернувшись, сел на свою кровать. Я ждал, когда начнется паника за окном, и санитар будет звать сотрудников или просить других людей. Но, на удивление, все было тихо. Ни криков о помощи, ни просто, каких-то возгласов. Мне стало интересно, что же там происходит, и я вновь поднялся. Каково же было мое удивление и даже паника, когда я взглянул в сторону сада. Мужчина стоял, повернувшись к нашему корпусу, с опущенной головой и руками по швам. Он просто стоял не шевелясь, мне даже показалось, что он не дышит. Спустя десять или более секунд он медленно начал поднимать руку в моем направлении. Его рука была словно из стали, не шевелилась в стороны, не дрожала, что часто бывает у пациентов, он просто очень медленно вел ее вверх. Пальцы были сложены в указании вперед. Голова была по-прежнему опущена. Он поднял руку до указания на мое окно и остановился. Мужчина был будто статуя, не шевелился, его рука по-прежнему не дрожала. Санитар увидел это действо и подошел к нему. Что он говорил пациенту, я не слышал, но вот только он попробовал опустить его руку, и это оказалось тщетно. Вдруг постоялец вскинул голову и уставился на меня. Он начал громко кричать и в этом крике повторялась фраза «Огонь! Ты сейчас сгоришь!». С этим звуком в ушах я почувствовал, как в ноздри пробрался дым. Я не знал что делать, повернуться и увидеть палату в дыму, не было сил. Но все же я обернулся и от увиденного у меня свалился камень с сердца. Дым был от сигареты, которую нервный пациент закурил возле мусорного ведра, поскольку во время тихого часа нельзя было выходить из палаты. Вернув взгляд к окну, я увидел, что человека, у которого всего лишь случился приступ, уже вели в сторону больницы.
Куривший мужчина уже спал в своей кровати. Я вспоминал все увиденное. Скорее всего, это было случайное сочетание обстоятельств. Насколько я помню из рассказов Алика, да и, видя это воочию, как пациенты в приступах часто проживали какое-то происшествие из прошлого. Возможно, этот мужчина стал свидетелем пожара, в котором случилось что-то ужасное, возможно он был жертвой этого пожара. Так или иначе, это было просто случайностью, в которой я стоял у окна и пациент заметил это. Я даже вспомнил свой первый приступ, я ведь захлебывался неощущаемой водой и слышал крики брата где-то сверху. И с этой мыслью я вспомнил случай из детства, когда мой брат начал тонуть после того как его скинули с катамарана где то на глубине. После того как я услышал его крики о помощи, я сорвался с места и побежал к нему. Доплыв до места, я посадил его на плечи и пошел по дну. Я не помню, сколько я шел по илистой почве, может секунд десять, а может и минуту, вот только я слышал крики о помощи моего брата уже отчетливо. В итоге я донес его до самого берега. Бедняга так испугался, что вцепившись мне в волосы не слазил до того момента пока я не подошел к нашей палатке. После, будучи став уже взрослее, брат говорил, что я очень долго был подводой, и ему стало уже страшно за меня, из-за этого он дергал меня за волосы. Единственное, чего я не помнил, да и потом не понимал, куда смотрели взрослые, которые плыли на катамаране и где была вся наша родня.
Лежа на кровати и уже погрузившись с головой в чтение, я услышал знакомый голос, зовущий меня по имени. Елена Викторовна стояла в дверном проеме нашей палаты и как то печально смотрела на меня. Я не стал задавать вопросы пока мы не вышли из корпуса. Но выйдя сквозь деревянную дверь, мы не остановились в привычном мне месте. На вопрос, что случилось, она ответила, что сейчас нам лучше поторопится. Странно, она с первого дня нашего знакомства останавливала меня именно здесь. Но все прояснилось когда, забрав чан с компотом и подносом запеканок, мы пошли назад и остановились у скамейки которая стояла ровно на полдороги от столовой до корпуса.
- Присядь, Кирилл. – Попросила меня женщина и села на местами сломанную деревянную лавку.
- Что-то произошло? - Спросил я, но потом понял как глупо звучал вопрос в связи с последним днем ее работы.
- Ты знаешь, я сегодня, сидя в подсобке, совсем одна, поняла кое-что. Я всегда думала, что держаться за свою работу и преданно относится к своим обязанностям - это и есть главное в жизни. Я плевала на мужа, когда он просил меня отпроситься и съездить с ним куда-то, черт, я даже не смогла пойти на первый звонок своего сына из-за этой работы, за что не могу себя простить до сих пор. Я удивлялась, как же могут молодые санитары или медсестры, отработав всего месяц в этом отделении, просить подменить их или вовсе отпрашиваются у главврачей. И причем многие из них работали здесь год и уходили, а потом я узнавала, что эти девчонки уже работают, где то врачами и даже зав отделением. Так вот, мое увольнение не останавливает земной шар, надо просто найти работу, где будут ценить мой труд, а не вытирать об меня ноги. Понимаешь? – Спросила она, глядя мне в глаза.
- Я вас очень понимаю. – Я хотел продолжить и рассказать, что то про свою работу, но не стал.
- Так вот, я, еще сегодня утром узнав про свое, не побоюсь этого слова, изгнание, рыдала все в той же подсобке. Но теперь я поняла, я найду новую работу, и плевать мне здесь на всех кроме тебя!
- Почему кроме меня? – Немного удивленно спросил я.
- Ты - настоящий человек! И я рада, что мы встретились, хотя наше общение прошло не долго. Вот возьми. – Она протянула мне маленький бумажный листок. – Это мой номер телефона и адрес. Я буду, рада увидеть тебя у себя в гостях, когда выпишешься. Ну, или хотя бы поговорить по телефону.
- Я обязательно зайду к вам в гости. – Взяв листок, ответил я и увидел, как с ее глаза покатилась слезинка. – А еще я уверен, что вы вскоре найдете работу во много раз лучше, чем здесь!
- Спасибо тебе. – Она вытерла капельку на щеке. – Ну а теперь пойдем, пациенты кушать хотят. – Она улыбнулась и встала с деревянного покрытия.
После полдника я стоял у своей палаты и ждал когда появиться женщина со светлыми кудрями и в зеленом халате. Время шло, пациенты, уже поуспокоившись, но все же с улыбками на губах ходили в зад вперед по коридору. Отсюда были хорошо видны часы, и я переживал с каждой минутой все сильней, не видя знакомый силуэт. Вот уже прошло двадцать минут, а ее все не было. Вместо Елены Викторовны, подойдя сзади, похлопал по плечу Алик.
- Друг, пойдем присядем. – Он указал на пустую лавочку.
- Извини Алик не могу, я жду Е...
- Елена Викторовна не придет. – Перебил он меня. – Да и тару отнес Игорь.
- Что значит "не придет"?! – От удивления я подавился слюной.
- Пойдем, я все расскажу. – Он взял меня под локоть и повел к лавке.
- Ну, рассказывай, не томи. – Сказал я усевшись.
- Ты знаешь, что ее уволили по статье?
- Да, знаю.
- А ты знаешь из-за чего? – Я отрицательно покачал головой. – Из-за тебя.
- Что значит "из-за меня"!? – От удивления я не заметил, как встал.
- Да ты не строй из себя невинность. – Он взял меня за локоть и потянул в низ. – Вы ведь с ней как бы сдружились?
- Что значит "как бы"? – Я сильно повысил тон.
- Да ты не кричи. Думал никто не узнает, что она тебя на пару минут останавливала подышать воздухом и поговорить? – Я промолчал в ответ. – Ну, так это место было прямо под окном ординаторской. Вас с ней заметила Сара Альфредовна, как вы прохлаждаетесь.
- Но мы же не знали!
- Знали, не знали, какая разница. Ты должен был выполнять свою работу! – Он повысил тон до крика. – А теперь из-за тебя уволили хорошего сотрудника! Короче. – Он смягчился. – Теперь просто знай это и живи с этим. – Он резко встал и пошел в сторону туалета.