Страшные истории и мистические истории

Два часа пролетели быстро, но медперсонал не сменился в восемь часов. Тех, кто пришел работать задержали на входе и попросили остаться в комнате свиданий. Все решили, что новое начальство хочет ввести свои правила. Так же не было утренних уколов. Все пациенты начали шептаться, и разросся слух, что новая главврач еще хуже первой и теперь нас так сказать «Закроют» надолго. И среди этой небольшой паники в палату зашли санитары и взяли двух парней, которые помогали мыть полы в коридоре. После их возвращения, пациенты рассказали, что составляли лавочки в холле, для нас. Может, главврач хочет познакомиться с нами, но для этого они обычно сами обходят палаты. Скорее всего, будет какое-то объявление. Все в палате начали переживать, что вчерашний всплеск эмоций насторожил женщину сменившую Сару Альфредовну, и она скажет что-то типа «Зря радовались раньше времени» Сильно выдавать свою панику никто не стал, но напряжение в виде молчания в палате было. И вот, спустя некоторое время, нас забрали из палат и рассадили по расставленным лавкам.
Я сидел возле коридора, отсюда мне было видно все пространство нашего отделения от столовой до туалета. Как и все, я старался увидеть идущую женщину к нам, но она не спешила появляться в коридоре. Напряжение росло в холе, шепот, что был едва слышен, уже разросся в полноценный разговор. Каждый из нас пытался вывести теорию о том, что же будет дальше, нас, ну или, по крайней мере, долго лежащих пациентов выпустят или все станет еще хуже. Гул стоял в помещение до того момента, как кто-то не увидел трех идущих врачей со стороны выхода из отделения. Женщины шли неторопливо, о чем-то, переговариваясь между собой. Все трое были в белоснежных медицинских халатах и лишь слегка виднелись джинсы ниже колен. На голове были белые колпаки. В отделение наступила гробовая тишина. Даже пациент в первой палате, у которого случился приступ, тоже молчал, скорее всего, его успокоили уколом. Женщины прошли до телевизора и встали перед нами в линию.
- Здравствуйте, пациенты. – Произнесла она немного с улыбкой и все хором поздоровались с ней. – Меня зовут Виктория Владимировна. Теперь я - заведующая этого отделения. Мне очень приятно видеть вас в хорошем состоянии. По оба края от меня старшие медсестры, Ксения Сергеевна - Она указала направо от себя. - И Мария Ивановна. – Она указала налево. - Итак, теперь, когда вы нас знаете по имени, вам будет проще к нам обращаться, только это вам вряд ли понадобится.
- Позвольте поинтересоваться? – С вопросом встал Алик.
- Да, конечно. – Ответила женщина.
- А почему нам это вряд ли понадобится?
- На этот вопрос я отвечу объявлением, присаживайтесь. – И мужчина сел. – Так вот, мое объявление такое: Я знаю, что пациенты, находящиеся в этом отделении, провели здесь очень долгое время и это, на мой взгляд, непростительное отношение к пациентам прежнего главврача. Посему постановляю, каждый пациент, который находится здесь, кроме первой палаты, с завтрашнего дня будут выписаны! Можете позвонить своим родным и попросить, чтобы завтра за вами приехали! – Весь холл взорвался громким криком «Ура». Пациенты радостно обнимали друг друга. Но тут главврач громко сказала. – Прошу вас соблюдать тишину. Это может навредить как другим пациентам, так и вам, всплеск эмоций, как показывает практика, редко доводит до хорошего. – Все мужчины и парни тут же уселись на свои места. – Спасибо. Сегодня вас поочередно будут вызывать к медсестре для написания заявлений. А теперь я с вашего позволения откланяюсь.
- Спасибо! – Крикнули все пациенты и разошлись по своим палатам.

Радости пациентов, казалось бы, не было конца. Все веселились, поздравляли друг друга и парой выкрикивали похвальные слова в адрес нового главврача. Все, кроме первой палаты. Они почти ревели от недовольства и не солидарности. Конечно, их можно понять, так как не все находились в ней вновь прибывшими, некоторые попали туда из-за приступов. Но мне показалось, что их вскоре тоже выпустят, медсестры проговорились, что у тех, кого в это время настиг недуг, через пару дней выпишут. Правда, мне радости от этого много не прибавляло. Я все думал про Елену Викторовну. Вот так, волей случая или моей глупости, человека уволили. Гнев пересиливал радость о выписке, я не мог перестать думать об этом и единственное что я мог сделать, это зайти в гости, будучи дома, и попросить прощения.

С утра и до обеда не утихали радостные возгласы пациентов. Даже на работу никого из нас не позвали. Чему это сопутствовало, я не знал, может, нас просто решили не тревожить в последний день, а может, новое начальство, вовсе издало указ, что работают только санитары и медсестры. После обеда я достал из под подушки спрятанную пачку сигарет и достав одну, запихнул ее в носок. Те, кто звал меня курить раньше, даже не смотрели на меня, Алик тоже больше не приходил с вопросом, не остались ли у меня сигареты, так что я в одиночестве пошел в туалет на перекур. Всю дорогу, да и в самом туалете со мной так же никто не разговаривал одни только «Попрошайки» сидели на корточках и монотонно повторяли «Оставишь?». Когда я докурил сигарету, в туалете остались только пациенты с пустым взглядом. Я сделал один жест, который в прежней ситуации никогда не сделал бы, я отвернулся к двери и, достав пачку раковых палочек, просто бросил в толпу за своей спиной. Я не знал для чего был этот жест. Может, для личного удовлетворения, что я хоть кому то сделал хорошее, да вот только настроение от этого не изменилось.

День прошел монотонно. Хождение по коридору взад вперед, тихий час, лежа на кровати и прием пищи в одиночестве. Последнее всегда проходило так, что куда бы я ни сел все уходили с этого стола и размещались на других, уже занятых местах. Вот оно значит как, лишь одна оплошность, которую ты и сам не хотел, переворачивает все верх дном. Я не стал к кому то приставать и пытаться заговорить, это все равно было бессмысленно. После полдника я заметил, что все уже позвонили родным и рассказали радостную новость. С этим я тоже решил позвонить. Я прошел по коридору к столику, за которым сидела женщина в кофточке скрывающею халатом, и попросил позвонить. Валентина Георгиевна, молча и не смотря на меня, протянула мне телефон и занялась чтением очередного журнала. Я набрал номер и, поднеся к уху трубку, стал ждать ответа.
- Ало – Прозвучал голос в динамике.
- Мама, здравствуй.
- Ой, Кирилл, здравствуй! – Голос был очень радостным и немного дрожал. – Как у тебя дела? Неужели дали позвонить?
- Да, мам. У меня все в порядке. Вы можете завтра приехать?
- Наверное, да, а что случилось?
- Меня выписывают. – Без нотки радости ответил я.
- Правда?! – Прозвучал радостный вопрос. – Неужели уже выписывают?
- Да, правда, мам. Извини, не могу долго говорить. Вы до двенадцати приедете?
- Да, конечно! Как хорошо, что уже выписывают!
- Спасибо. Тогда я вас завтра жду. Пока.
- Мы обязательно приедем. Пока, пока. – С этим я положил трубку.

Вечером пациентов начали водить к медсестре, по одному, начиная с седьмой палаты. Мужчины выходили из кабинета с разным интервалом, может, с ними проводили какую-то беседу, а может, просто, они долго заполняли документы. Я как-то не обращал внимания кто сейчас пошел, я просто лежал на своей койке и ждал, пока меня позовут. Вот уже и с нашей палаты начали звать по одному. Естественно, моя очередь была последней, чему я не был удивлен. Пришедшие говорили уходящим какие-то напутствия, видимо, оберегая последних от ошибок.
Врачи, видимо, не знали о моем проступке, а может, просто соблюдали профессиональную этику, когда меня позвали в кабинет. Ни одна из санитарок не говорила со мной грубо и не смотрела, как на врага народа, а наоборот старались, как-то меня подбодрить. Всю дорогу они говорили о доме, о том, что я скоро встречусь с родными, как радостно будет увидеть своих друзей, но это было притянуто за уши. Даже больше, мне казалось, что они клишируют каждое слово, будто заучили их как на экзамен, мне стало противно от этого. И вот мы уже у кабинета и меня провели сквозь дверной проем.
- Здравствуйте. Ваша фамилия? – Спросила девушка в белом халате и с черными длинными волосами. Отчего-то мне захотелось скаламбурить и ответить «Моя».
- Пономаренко. – Сказал я вместо шутки.
- А, Кирилл! – Прозвучал голос справа от меня. Я повернулся и увидел главврача за столом, на котором было много разных бумаг и карточек. – Проходите, присаживайтесь. – Она повернулась к медсестре и произнесла. – Мария Ивановна, с ним я сама поговорю. – Медсестра и санитарки вышли из комнаты, и она продолжила. – Итак, Кирилл, вы ведь в этом отделении относительно недавно?
- Да, где-то две недели.
- А точнее - одиннадцать дней. – Произнесла она, заглядывая в карточку. – Как вы себя чувствуете в последние дни?
- В целом нормально.
- Может, вас что-то тревожит? Может, настроение плохое?
- Да нет, все нормально. – Я не старался, как-то украсить свои ответы не позитивом ни негативом, отвечал сухо.
- И даже тот случай с Еленой Викторовной вас не тревожит? – Она покосилась на меня, я промолчал. – Скажите честно, вы хотите отсюда выйти?
- Спросили бы вы меня три дня назад, я бы ответил «Конечно!». А сейчас мне как-то все равно. – Немного грубо ответил я.
- Вы так. – Она скрестила руки и откинулась на спинку стула. – Ведь в этом отделении много людей пыталось вам помочь. – Я от удивления выпрямился. – Да, да. Я и про Алика и про медперсонал, который к вам относился с пониманием и добротой.
- Я что-то не понимаю, откуда вы...
- Откуда я все знаю? – Перебила она - Все очень просто, мы следили за вами. Сара Альфредовна - это просто ширма, за которой мы хотели, скрывались. Вы единственный наш объект наблюдения.
- Постойте! – Чуть повысив голос, сказал я. – Какой еще объект? Почему я? Почему из всего отделения вы выбираете меня?! Это какая-то шутка? – У меня закружилась голова.
- Успокойтесь, Кирилл, присядьте. – Она встала и выкатила из-за стола кресло-каталку. – Я сейчас все вам объясню. – Она открыла дверь, через которую я проходил пять минут назад, но за ней не было ни какого отделения, там был длинный, темный коридор с ярким свечением в конце.
- Что это! – Закричал я.
- Постарайтесь успокоиться. – Монотонно говорила она. – Понимаете в чем дело, вы сейчас находитесь вовсе не в больнице.
- А где тогда? – Не снижая крик, спросил я.
- Это место сложно описать обычными словами. – Она покатила каталку вместе со мной по коридору. Я пытался вырваться, но мои руки и ноги не слушались меня. Было такое впечатление, что меня парализовало, и только голова отвечала на мои движения. – Взгляните на стены, Кирилл, что вы в них видите?
Я начал всматриваться в стены и картины одна за другой появлялись на них. Картины были ужасны! Нет, крови, казни или каких-нибудь еще ужасов, на них не было. Там было кое-что еще более ужасное! Там был я. Я был пьян. Я кричал на родную маму всякими разными словами, даже матерными. Там были пьяные драки с моим братом, где он был абсолютно трезв. Попойки с друзьями, где в конце веселья меня несли пьяного домой. И все это повторялось по очереди, но не то чтобы одна картинка, а каждая пьянка, в которой были эти последствия. Потом я увидел плачущую маму у себя в комнате и услышал свой голос на фоне, я кричал, чтобы мне налили еще. Видел, как брат успокаивает ее и говорит «Мам, не плачь, пожалуйста, он скоро уснет». Видел, как Лена меня вела пьяного домой, а я кричал на нее и велел вернуть меня назад к друзьям. И каждый раз это кончалось одним, просьбой на утро купить банку пива.
- Вы все увидели? – Монотонно спросила Виктория Владимировна.
- Да. – Дрожащим голосом ответил я.
- Что вы скажете на это?
- Пожалуйста, верните меня в отделение. Я согласен пролежать там год, лишь бы только не обижать больше своих близких.
- А вот это не получится.
- Почему? – Возмущенно спросил я но потом понял, это чистилище, я умер...
- Опять мимо! – Будто услышав мои мысли, ответила женщина.
- Тогда что же это?!
- Это утро! Пора просыпаться...