«Для детей я был построен,
Что живут в огромном доме,
Чтоб они во мне играли
И ни слёз, ни бед не знали».
Написано всё той же чёрной ручкой. Без шифра. Я иду вдоль домиков старших, перебирая в голове возможные варианты. Спортивная площадка? Двор? Просто улица? Первым решаю проверить двор, доверившись форме мужского рода в первой строчке.
И оказываюсь прав. Очередной конвертик обнаруживается приклеенным к нижней части сидушки качелей. Продолжения рассказа в конверте нет, но есть листочек с рисунками и подписями. Стрелочками, солнышками, лунами и какими-то закорючками. Намёк понят. Будем идти по знакам.
Первый я вижу, развернувшись на 180 градусов, нарисованный маркером на перилах горки. Пустой круг. Обозначение Площади. Придя туда, не нахожу ничего, кроме палочек, сложенных в стрелку. Иду в заданном направлении и сворачиваю за новой стрелкой на стене домика. Спортивная площадка? Ну ладно. К волейбольной сетке, которую после выпуска вообще-то сняли, а не оставили висеть там, где нахожу её сейчас я, примотан листочек. Одно-единственное слово: «Помнишь...» И символ ворот на обратной стороне. Значит, к въезду в Приют.
Что живут в огромном доме,
Чтоб они во мне играли
И ни слёз, ни бед не знали».
Написано всё той же чёрной ручкой. Без шифра. Я иду вдоль домиков старших, перебирая в голове возможные варианты. Спортивная площадка? Двор? Просто улица? Первым решаю проверить двор, доверившись форме мужского рода в первой строчке.
И оказываюсь прав. Очередной конвертик обнаруживается приклеенным к нижней части сидушки качелей. Продолжения рассказа в конверте нет, но есть листочек с рисунками и подписями. Стрелочками, солнышками, лунами и какими-то закорючками. Намёк понят. Будем идти по знакам.
Первый я вижу, развернувшись на 180 градусов, нарисованный маркером на перилах горки. Пустой круг. Обозначение Площади. Придя туда, не нахожу ничего, кроме палочек, сложенных в стрелку. Иду в заданном направлении и сворачиваю за новой стрелкой на стене домика. Спортивная площадка? Ну ладно. К волейбольной сетке, которую после выпуска вообще-то сняли, а не оставили висеть там, где нахожу её сейчас я, примотан листочек. Одно-единственное слово: «Помнишь...» И символ ворот на обратной стороне. Значит, к въезду в Приют.
Мелькает мысль, что следующая подсказка Арши выведет меня в Мир, но нет. Всего лишь в заброшенную деревеньку по соседству. Забросили её давно, за несколько лет до выпуска. Наверное, жители не выдержали близости Приюта и частого контакта с нашими ребятами. Кражи, драки, просто дурной пример для детей. Нас много раз просили «найти на этих сорванцов управу», писали жалобы в управление города, но там чаще всего не реагировали или просили потерпеть, потому что скоро нас всё равно снесут. Но, наверное, деревенские всё-таки надоели «верхушке» и их переселили. Кого и куда – не знаю. Но наши ребята несколько месяцев сокрушались по поводу «разрушенной дружбы», а потом окончательно включили деревню в свой мир.
Арши привела меня к дому на окраине. Стены от времени покосились, крыша частично обвалилась, оконные стёкла выбиты. А на дверном косяке надпись чёрным маркером:
«...мой первый...»
И деревце под ней. Судя по подсказке с качелей, имелся в виду сад Приюта. Там, на скрипучей деревянной калитке, между досками просунута бумажка. В клеточку. Похоже, из моей тетрадки. Напоминание об их хитрости и изворотливости? Спасибо, не забыл.
«...домик?»
«Помнишь мой первый домик»? Тот, из которого ты так хотела переехать, что согласилась жить с восьмью мальчишками на улице старших? Конечно, помню. Ты так просила меня найти тебе другое место. Ты почти никогда меня ни о чём не просила. А тут пришла в слезах с разбитыми ладошками и сказала, что больше не вернёшься к девочкам. Разумеется, я хотел помочь. Но сомневался, что в новом домике тебе лучше, поэтому тянул с ответом до последнего, а ты пока жила у меня.
В домике на улице младших я иду медленно, в который раз пытаясь понять, что же такого должно было случиться, чтобы терпеливая Арши убежала в слезах. Из ранок на ладошках я вытащил осколки зеркал, и моё девочка попросила завесить. Но что могло появиться в зеркале настолько страшного? Что могло довести её до истерики?
Зайдя внутрь, я получаю ответ. А заодно удивляюсь, сколько сил, времени, чернил и бумаги на это ушло? Она знала, что я приму приглашение в игру? Знала, что я вернусь в Приют? Я сам не был в этом уверен до последней секунды, а Арши знала.
На стене у входа в спальню висит альбомный лист с нарисованными девочками. Нарисованными схематично, как толпа. Детально прорисованы были только их издевающиеся улыбки и большие солнечные очки в руках у одной. На закрытой двери комнаты – такая же схематичная Арши. Её я узнаю по косичке. В спальне меня ждёт кое-что более масштабное. Везде, где только можно, стоят и висят зеркала. Некоторые треснувшие, некоторые побитые до такой степени, что осталась только рама и редкие осколки, а некоторые – просто пыльные. Но все, все до единого частично заклеены листами с рисунками. На каких-то Арши изобразила себя с разными эмоциями на лице и в позе – удивление, испуг, ужас, истерика. На других нарисовала свои глаза с отражающимся в них её давним кошмаром. Хотя как можно нарисовать то, чего даже не видел? Только слышал и чувствовал. С моих слов? С помощью воображения? Скорее всего. А на других картинках Арши показала не просто отражение в зрачке, а сами воспоминания, которых опять же у неё не могло быть.
Стараясь не смотреть на рисунки, я обшариваю комнату в поисках новой подсказки. Даже простукиваю пол и стены, но без толку. Приходится всмотреться в изображения на зеркалах. Слишком реальные, слишком эмоциональные. Настолько, что на миг я даже забываю, где нахожусь и на что смотрю. Но подсказку всё-таки нахожу. В рисунках зашифрованы буквы. И. Р. Д. К. О. Т. Е. Р. Смысла ноль, но зная Арши, я не удивляюсь. Директор? Директорский домик? Серьёзно? Ладно.
Эту подсказку она почти не прятала. Прилепила скотчем к поверхности стола и успокоилась.
«Однажды он наткнулся на свой старый набросок лабиринта и решил развить тему. Он так увлёкся, что не замечал происходящих вокруг него странностей. Сами собой открывались и закрывались двери и окна, падали книги, переворачивались страницы, появлялись новые рисунки и записи и исчезали старые...»
И новая загадка:
«Откроешь меня – в другой мир попадёшь.
Откроешь – увидишь далёкие страны.
Откроешь меня – через горы пройдёшь,
Увидишь и звёзды, и дно океана».
Арши привела меня к дому на окраине. Стены от времени покосились, крыша частично обвалилась, оконные стёкла выбиты. А на дверном косяке надпись чёрным маркером:
«...мой первый...»
И деревце под ней. Судя по подсказке с качелей, имелся в виду сад Приюта. Там, на скрипучей деревянной калитке, между досками просунута бумажка. В клеточку. Похоже, из моей тетрадки. Напоминание об их хитрости и изворотливости? Спасибо, не забыл.
«...домик?»
«Помнишь мой первый домик»? Тот, из которого ты так хотела переехать, что согласилась жить с восьмью мальчишками на улице старших? Конечно, помню. Ты так просила меня найти тебе другое место. Ты почти никогда меня ни о чём не просила. А тут пришла в слезах с разбитыми ладошками и сказала, что больше не вернёшься к девочкам. Разумеется, я хотел помочь. Но сомневался, что в новом домике тебе лучше, поэтому тянул с ответом до последнего, а ты пока жила у меня.
В домике на улице младших я иду медленно, в который раз пытаясь понять, что же такого должно было случиться, чтобы терпеливая Арши убежала в слезах. Из ранок на ладошках я вытащил осколки зеркал, и моё девочка попросила завесить. Но что могло появиться в зеркале настолько страшного? Что могло довести её до истерики?
Зайдя внутрь, я получаю ответ. А заодно удивляюсь, сколько сил, времени, чернил и бумаги на это ушло? Она знала, что я приму приглашение в игру? Знала, что я вернусь в Приют? Я сам не был в этом уверен до последней секунды, а Арши знала.
На стене у входа в спальню висит альбомный лист с нарисованными девочками. Нарисованными схематично, как толпа. Детально прорисованы были только их издевающиеся улыбки и большие солнечные очки в руках у одной. На закрытой двери комнаты – такая же схематичная Арши. Её я узнаю по косичке. В спальне меня ждёт кое-что более масштабное. Везде, где только можно, стоят и висят зеркала. Некоторые треснувшие, некоторые побитые до такой степени, что осталась только рама и редкие осколки, а некоторые – просто пыльные. Но все, все до единого частично заклеены листами с рисунками. На каких-то Арши изобразила себя с разными эмоциями на лице и в позе – удивление, испуг, ужас, истерика. На других нарисовала свои глаза с отражающимся в них её давним кошмаром. Хотя как можно нарисовать то, чего даже не видел? Только слышал и чувствовал. С моих слов? С помощью воображения? Скорее всего. А на других картинках Арши показала не просто отражение в зрачке, а сами воспоминания, которых опять же у неё не могло быть.
Стараясь не смотреть на рисунки, я обшариваю комнату в поисках новой подсказки. Даже простукиваю пол и стены, но без толку. Приходится всмотреться в изображения на зеркалах. Слишком реальные, слишком эмоциональные. Настолько, что на миг я даже забываю, где нахожусь и на что смотрю. Но подсказку всё-таки нахожу. В рисунках зашифрованы буквы. И. Р. Д. К. О. Т. Е. Р. Смысла ноль, но зная Арши, я не удивляюсь. Директор? Директорский домик? Серьёзно? Ладно.
Эту подсказку она почти не прятала. Прилепила скотчем к поверхности стола и успокоилась.
«Однажды он наткнулся на свой старый набросок лабиринта и решил развить тему. Он так увлёкся, что не замечал происходящих вокруг него странностей. Сами собой открывались и закрывались двери и окна, падали книги, переворачивались страницы, появлялись новые рисунки и записи и исчезали старые...»
И новая загадка:
«Откроешь меня – в другой мир попадёшь.
Откроешь – увидишь далёкие страны.
Откроешь меня – через горы пройдёшь,
Увидишь и звёзды, и дно океана».